«Зона свободы» (дневники мотоциклистки)

Что касается нас… Мы вдвоем сложили на даче дом, и когда я смотрю на него, то невольно чувствую гордость. Однажды, глядя на свое творение, Алексей выразился так:

— Бог все сделал правильно. Одних научил деньги зарабатывать, ну, а те, кто деньги зарабатывать не умеет, потому что совесть есть, сами все могут сделать.

Своими руками… — потом он глянул на меня и сказал. — А иначе, кто вас, умных, кормить будет?

Теперь мы ездим на японцах: купили себе два эндуро. Мне — «Ямаху» поменьше, Алексею, как и положено, — «Ямаху» побольше. У этих мотоциклов нет имен, это просто обычные японские мотоциклы. Алексей по-прежнему ремонтирует их сам, никому не доверяет. Свой «Соло» он продал знакомому пареньку, который не страдает извечной байкерской болезнью — «задоручием» и на совесть следит за мотоциклом. Гиперболоид служит нам правдой и верой до сих пор. Алексей говорит, что никогда, никогда его не продаст…

Я избавилась от страха перед ездой весьма странным способом. У меня был инсульт.

Рано? Да, рано… Подержала меня смертушка за руку, подержала, дохнула в лицо северным холодом, да и ушла…

Так что теперь многие ангарские автомобилисты знают двух ненормальных мотоциклистов в ярких куртках и шлемах, которые, что ни день, — летают по Савватеевскому тракту туда и обратно — на дачу.

Мы почти совсем не ездим на мотослеты. В последний раз мы попросту сбежали, — к утру первой ночи приехали пьяные мотоциклисты с каких-то дальних городов, они, словно одержимые, орали до утра звериными голосами, и кто-то всю ночь возле нас крутил двухтактник вокруг ноги. Как он, пьяный, не въехал к нам в палатку, — не знаю. Зато мы объездили всю Хакасию, и я даже сломала себе два ребра где-то между Сомским и Сорском, упав на лесной дороге. Два месяца пришлось спать на надувном матрасике. А в Абакане мы поездили с местными байкерами колонной под руководством некоего Ивана. Правильно говорят: в каждом городе — свой Полковник.

Я теперь даже не знаю, можно ли называть нас байкерами. Если байкеры — это те, кто очень любит мотоциклы, то — да. Алексей до сих пор относится к мотоциклам очень трепетно: он никогда не будет ездить на «лысой» резине, и никуда не поедет, если сильно шумит цепь, указывая на износ шестерней, или если слишком стерты тормозные колодки. В этом отношении он очень требователен. Наверное, мы просто мотоциклисты.

Алексей свысока смотрит на «модных» пацанов, которые, может быть, и имеют деньги, чтобы купить себе дорогие мотоциклы, но ничего в этих самых мотоциклах не смыслят. Он с грустью думает о том, что на старой японской технике врастает поколение паразитов, неприспособленное к работе. Не оно придумало эти мотоциклы, не оно их ремонтирует. Оно даже любить эти мотоциклы по-настоящему не умеет. Оно прыгает с мотика на мотик, с машины на машину, с девочки на девочку, и все они, и мотики, и девочки, одинаковые, как близнецы. Стандартизация, однако.

Но каждый раз в новом сезоне появляются молодые ребята на переделанных "Уралах".

Они стоят в сторонке и не привлекают к себе внимания, и видно, что у них не так уж много денег, но есть в них то, что отличает их от других — они любят свои мотоциклы. отдаются они любимому делу с азартом и воодушевлением. Это видно по живым, влюбленным глазам. Иногда они даже не могут заплатить за въезд на открытие сезона или на мотослет. Теперь все стало платным. Даже идеи.

Когда-то давным-давно отец показывал мне в черно-белом телевизоре поющих девушек в кокошниках и цветастых платках и говорил, что это — Русь. Я не соглашалась с ним тогда, не соглашусь и сейчас. Потому что Русь для меня — это вот эти мальчишки на «Уралах», это Будаев, с цигаркой в зубах сидящий наверху экскаваторного ковша посередине северной тайги, это чумазый, улыбчивый Женька Королев, это Олег Рудин, ремонтирующий свой «Урал» прямо посреди лужи. Это Светлана Царева, прильнувшая губами к камусу: глаза закрыты, золотые волосы летят по ветру, лицо чуть напряжено и сосредоточено. Это Алексей, который часто сидит вечерами на кухне, подперев кулаком щеку, и думает о том, как он будет достраивать свой дом, стоящий в распадке между двумя сопками. С его чердака видно желтый блин болота, на котором по осени кричат журавли, и прямо на березовых пнях в ограде растут гроздья крепких, румяных опят… Но стоит произнести одно словно, одно только слово: «мотоциклы», как, я знаю, его не удержать, он тут же сорвется с места.

Мы мечтаем о том, как поедем в Монголию, и с каждым годом эта мечта мне кажется все более неосуществимой. Сотни крохотных связей-ремешков притягивают нас к земле, и оборвать их нет никакой возможности. Сейчас болеет мама, и все наши поездки будут зависеть только от того, как будет себя чувствовать она. Бог даст, все образуется. Бог — даст…