— Плохо. — Ниночка особенно сладко зевнула, прихлопывая ладошкой рот. — Если не похмелье, то, значится, авария аукнулась. Ты за неделю переутомилась, а организьм, того, сбился.
В понедельник я решительно села в машину и поехала в город. По дороге позвонила в свою поликлинику, дабы не просиживать драгоценных часов в бестолковых очередях.
В дверях поликлиники меня встречала старшая медсестра и сразу же отвела в лабораторию, где пришлось сдать анализ крови и мочи.
Главврач ждала в своем белом кабинете за большим столом. В свои шестьдесят она выглядела лет на сорок и просила близких знакомых называть ее Валентиной. При виде меня она привычно заулыбалась, но сразу сделала обеспокоенное лицо.
— Выглядишь ты, Маша, не очень…
— Вот именно. Третий день маюсь здоровьем, а почему — не пойму.
Через пятнадцать минут осмотра Валентина позвонила в лабораторию и попросила сделать мне дополнительные анализы. Их принесли через пять минут.
Главврач, убравшая в ящик стола мое «приношение» в виде дорогущего коньяка и упаковки французской краски для волос, задала мне исключительно бабский вопрос:
— Когда у тебя была последняя менструация?
Терпеть не могу, когда в моем организме копаются металлическими предметами. Особенно стоматологи и гинекологи.
Ощущая под коленями холод железных подставок, я с легкой внутренней дрожью пережила тщательный гинекологический осмотр и услышала диагноз от лучшего гинеколога города.
— Да вы, Машенька, беременны. Шесть недель, не меньше, а может, и все семь.
Я лежала в кресле с ногами «в растопырку», и, если бы стояла, то упала бы от неожиданности.
— Но у меня же была авария! Я тогда потеряла ребенка.
— Дурное дело нехитрое. — Армен Григорович снял с рук резиновые перчатки и бросил их в корзину. — Сам в недоумении. Будешь делать аборт?
— Да вы что, Армен Григорович? — Я слезала с кресла, улыбаясь, слезы щекотали глаза и сжимали горло… — Я счастлива.
Домой я ехала не с обычной скоростью в сто километров, а с осторожной, в шестьдесят. Везла себя, как хрустальную вазу. Я бы позвонила в Топь Ане и Гене немедленно, но личная записная книжка лежала в спальне. А так не терпелось сообщить радостную новость.
Наверняка в ближайшие два-три месяца я Гену не увижу, но к родам он обязательно должен приехать. Ему, как будущему отцу и гениальному врачу, должно быть интересно формирование и рождение собственного ребенка. И мы будем счастливы вместе! И на моей свадьбе подружкой со стороны невесты станет моя любимая Анна.
Отмахнувшись от Лилиных вопросов, я взбежала по лестнице и заперлась в спальне.
Телефонный номер набирала раза три, сбиваясь от желания скорее услышать голоса Анны и Гены.
До Анны дозвонилась через двадцать звонков. Так обычно и бывает, номер сначала «пробивает» служба безопасности. Но если Аня не в лаборатории, то должны соединить. Это у нас два часа дня, а у них глубокий вечер. А что ей делать в лаборатории в десять часов?
— Привет, Машуня. — Голос Анны, как всегда, что бы она ни говорила, имел второе значение: «Все будет хорошо».
— Аня! — Я закашлялась от переполнявших чувств. — Аня, я беременна! Представляешь?
В трубке возникло молчание, и я испугалась помехам в эфире. Но Аня отозвалась:
— Здорово, Маша, а от кого?
— Ты чего, с куста упала? — Меня развеселила Анина непонятливость. — От Геночки, конечно. У меня после него никого не было, да никого и не хотелось. Ты за меня рада?
— Я всегда рада твоим радостям, Манюня. Гена сейчас на работе. — Анна опять помолчала немного. — Я сейчас соединюсь по второй линии с лабораторией и согласуюсь со службой безопасности, подожди пару минут.
— Жду!
Откинувшись на подушки кровати, я держала телефон в руке и прислушивалась к каждому щелчку и шороху в нем. Ждать пришлось нескончаемо долго — шесть минут.
В трубке я услышала голос Ани:
— Маш, подожди, я сейчас переключу тебя на Гену, но сначала хочу уточнить. Ты у врача была?
— Только что от него.
— Он уверен в сроке?
— При маленьких сроках никто ни в чем не уверен, но факт есть факт.
— А может, от твоей беременности от Кирилла что-то осталось?
Напряженный голос Анны каждым словом уменьшал мою радость.
— Аня, ты же была со мной в больнице, ты же мне жизнь спасла после клинической смерти. Что там могло остаться после выкидыша и чистки?
— Да, конечно.
Неожиданно в трубке прозвучал голос Гены.
— Маша, ты не можешь быть от меня беременной. Я стерилен.
Я не услышала. Я, обрадовавшись возможности чувствовать голос Гены, сначала не услышала, то есть не поняла, что он сказал. Секунды три я лепетала о своей радости, потом до меня дошло…
— …Что?
— Я очень рад тебя слышать и скучаю по тебе, но это не мой ребенок. Я, как Анна и все из наших, не могу иметь детей.
В голове взорвался серый атомный взрыв.
— Господи… Гена… Да как ты можешь? Даже не ожидала. Ты, Гена… подлец.
Я отключила трубку не из-за нежелания разговаривать, а из-за невозможности. У меня зажало горло, и пришлось сделать несколько болезненных глотков, чтобы начать дышать.