Зона ужаса (сборник)

– Слушайте… Не знаю, как вас там. – Игорь подошел к старухе вплотную и угрожающе навис над ней, нарочно громко шурша поклажей. – Это всего лишь ребенок. Ребенок, понимаете?

– Понимаете, понимаете, – кривясь, передразнила старуха. – Ничего вы не понимаете! Это не ребенок, дурья твоя башка.

– Да как у вас только язык поворачивается…

– Это мясо. Вкусное нежное мясо.

Игорь оторопел. Внезапно ему живо представилось, как он, вывернув один из пакетов, надевает его на голову старухе – и душит ее. Картинка была настолько яркой, что у него вспотели ладони, а в горле, наоборот, пересохло.

– Кошку Ему отдай, – прокаркала ведьма. – Котеночка, котейку. У тебя ведь есть, я знаю.

– Кому «ему»? Павлику?..

– ЕМУ. Хозяину.

Игорь вспомнил недавний разговор с Хлестовым.

– А вам ведь что-то известно, – пробормотал он, оглядываясь по сторонам. Ни Корост, ни кого другого в округе не было видно. – Об этом доме. Я тоже что-то знаю. Мы оба что-то знаем насчет этого дома, да? Так, может, поделитесь знаниями?

Первые тяжелые капли назревающего ливня ударили по затылку, упали на шею. По коже побежали мурашки. Старуха замолкла, будто окаменев. Игорь достал свой талисман и предложил женщине сигарету – предпоследнюю из его волшебной пачки.

– Расскажите, бабушка. Удовлетворите любопытство. Я готов, понимаете? Готов вас слушать. Расскажите о Хозяине. Кто он? Какой-то бандит?.. Вы же давно тут живете, не так ли? Значит, все помните. Слыхал, в девяностые были проблемы со стройкой в этом районе. И потом еще люди тут гибли. Это связано с ним, с Хозяином, да?

Старуха молча кивнула.

– Кто он такой?

– У Ирки спрашивай, у дочки моей.

– Так она ваша дочь? – Ответом был еще один короткий кивок. – Она и Хозяин, что, заодно действуют?.. Какие-то криминальные схемы?..

Она задрала голову. Капли дождя текли по ее щекам, как слезы, но рот искривила безумная ухмылка. Небо треснуло громом, мгновенная вспышка озарила лишенные зрачков глаза:

– Хозяин приходит в грозу, понял? Приходит – и жрет.

Ночью

Павлик кричал так громко, что проснулись они оба.

– Господи боже, да успокой же его наконец!

Игорь отвернулся к стене, уронил лицо в простыню и накрыл голову подушкой. «Я в домике», – подумала она, черт подери, вот на что это больше всего похоже: на чертово «я в домике» вместо «я с вами, со своей семьей».

Оленька с трудом встала с кровати. Может, ей это все снится? Как тогда… как когда? Вчера? Три дня назад? Неделю? Сколько они уже здесь, в этой квартире… существуют? Она потеряла счет времени. День-ночь-утро-вечер проходили как в тумане, сливаясь и наслаиваясь одно на другое. Часы полнейшей тишины сменялись часами детского плача, и это чередование стало для нее единственной значимой мерой времени. Восемь часов плача, шесть часов тишины. Шесть часов плача, два часа тишины. А муж… Она посмотрела на его скрюченное бледное тело, костлявые плечи, трясущиеся мелкой дрожью от еле сдерживаемой ярости пальцы, впившиеся в мякоть подушки так, словно он кого-то мысленно душил. Страшно представить кого.

Павлик кричал, и от этого у нее в голове гремело не слабее, чем за окном. Но стоило приблизиться к двери, как ребенок замолк, как по команде.

Оленька шагнула в детскую. Ливень хлестал по стеклу, комната Павлика была погружена во тьму. Оленька нащупала выключатель на стене, зажгла свет. Как тут холодно – дыхание вырывалось изо рта в виде пара. Она подошла к кроватке, склонила над ней голову, чтобы удостовериться, что с малышом все в порядке, и поправить при необходимости одеяло. Впрочем, крик для него давно уже стал нормой.

«Может, стоит спеть ему? – пришло Оленьке на ум. – Спеть колыбельную…»

Но он же молчит.

«…Может, кто-то другой уже спел?»

По щиколотке прошлось нечто теплое, шерстяное. Маленький шершавый язык лизнул лодыжку. Оленька тихонько ахнула и посмотрела вниз.

– Чуба! Чубакка, ты что здесь делаешь, малыш?

Она взяла котенка на руки и внимательно осмотрела.

– Чего дрожишь-то – замерз? Весь измазался, дурень… Пауков по углам ловил, что ли?

Чуба тихо мяукнул, глядя куда-то наверх, за плечо хозяйке. Оленьке показалось, что в вытянутых кошачьих зрачках отражается что-то – какая-то тень, большая и бесформенная. Прижимая котенка к груди, она обернулась и посмотрела в угол комнаты. В этот миг за окном громыхнуло так, что задрожали стекла, свет в детской моргнул и потух. Одновременно на лицо Оленьки упала, как саван, паучья сеть.

Когда она вернулась в спальню, Игорь, высунув нос из-под подушки, сказал:

– Холод сучий, да? И с электричеством тут проблемы. Оля…

– Что?

– Может, вернемся к твоим родителям?.. На время?

– Нет, – ответила жена тусклым, усталым голосом. В темноте он не видел ее лица.

– Почему? Я и сам не хочу, но ведь так действительно было бы лучше. Я… я, возможно, допустил ошибку, купив эту квартиру. Трудно признать, но…

– Это наша квартира. – Он почувствовал ее ладонь у себя на щеке. – Мы в ней хозяева.

– Хозяева? – содрогнулся Игорь, услышав ненавистное слово.