Зона ужаса (сборник)

– Именно, – кивнул Губер. – Что и подводит нас, наконец, к основной теме разговора. В вас, граждане, сала не больше, чем у мух-падальщиков, кем вы, собственно, и являетесь. Но для мошкары вас слишком мало – всего двое. Теперь внимание – вопрос. И я бы хотел, чтобы вы крепко подумали, что ответить. Подумали о паяльниках в заднице и страшной, неописуемой боли… Итак, жужжите мне, мушки. Где остальные и сколько вас всего?

Я крепко, как мог, стиснул зубы и зажмурился. Старался представить Янку, ее синие, как море, глаза, и тихий спокойный голос. Ее животик, в котором рос мой сын или моя дочь.

Тэк-с, тэк-с, мухи. Тэк-с, тэк-с, зверье. Я буду молчать, чтобы эти твари со мной не сделали.

Но, как только я подумал об этом, слева раздался голос Штыря, спокойный и заинтересованный:

– Пожрать дадите? Тогда и побалакаем. И еще покурить бы, тэк-с.

– Цокотуха! – восторженно расхохотался татуированный. Губер тоже заулыбался.

– Милая мушка, ты, кажется, прожужжала последние мозги. Разве похоже, что мы на рынке, торгуемся? Борис, включай паяльник…

– Посмотри на меня, дядя, – осклабился Штырь в ответ. – Разве похоже, что я боюсь боли, а?.. И я не торгуюсь. Я хочу устроится на работу. Там, за периметром, еще пятеро. Три мужика и две бабы. Одна беременная – свежее мясо.

– Гнида, не смей!! – Я рванулся к нему из своих пут, грохнулся на бок, попытался доползти до паскуды в надежде вцепиться зубами в глотку.

– Ответ неверный, – послышалось сверху. – Борис, успокой скотинку.

На мою многострадальную голову обрушился удар, затем еще один – в лицо. Тяжелыми солдатскими берцами амбал пинал меня в живот, топтал череп, крошил зубы и кости. Боли не было. Я не почувствовал ее, я забыл о ней, потому что милосердная темнота вернулась, накрыла…

– Плешивого покормите. Дикого – оставим на утро… – Губер раздавал деловитые указания примерно в тысяче километров от меня.

И хронометр снова перестал щелкать.

Второе пробуждение оказалось куда хуже первого, потому что на этот раз меня били по щекам – не сильно, но теперь и легких шлепков было достаточно, чтоб разбитое лицо отозвалось вопящими вспышками. Ныла грудь, тупая боль (о, понятие боли ко мне вернулось, вот ведь радость-то) отзывалась в ребрах и спине. Очнувшись от очередного шлепка, я повернул голову вбок, и меня вывернуло желудочным соком на пол.

– Тише, тише, Миша… – прошептал в темноте знакомый голос.

– Штырь… сука, падла, сволочь…

– Тихо, дурак! Заткни пасть и не издавай ни звука, если хочешь жить, – состоящие лишь из костей и кожи руки, как костыли, воткнулись мне под мышки и осторожно потянули вверх, поднимая на ноги. Пришлось сжать изо всех сил остатки зубов, чтобы не заорать от боли.

– Стоишь? Держишься? Обопрись о стену пока.

Штырь куда-то исчез. Я привалился боком к холодной шершавой поверхности, чтоб не рухнуть, и попробовал оглядеться. С этим у меня возникли проблемы – один глаз совсем заплыл, на его месте набухала, как я чувствовал, солидная шишка, другой я смог разлепить лишь узенькой щелочкой, в которую увидал перед собой коридор на тот свет, каким его описывали в желтых газетенках из прошлой жизни. Черные стены, пол, потолок – и сияние впереди, в конце пресловутого тоннеля. Впрочем, светом этот квадрат темно-синей зыбкой материи назвать было сложно, он просто оказался не столь темным, как все остальное, на тон слабее.

Распахнутые гаражные ворота. Выход. Свобода.

Цепкие пальцы стиснули локоть.

– Стоишь? Нормально? – Штырь говорил тихо, отрывисто. В темноте его пятнистая черепушка с хаотично рассыпанными по ней клоками белых волос плыла, как луна среди туч. – Сам идти как, сможешь?

– Куда… идти? – Я утер губы тыльной стороной ладони, чтобы содрать запекшуюся на них кровь. – Куда ты меня тянешь?

– К своим. К нашим.

– Какие они тебе «свои»? Ты же, гнида, сдать всех решил… за огурцы, тварь…

– Тэк-с! Тебе еще пощечину дать? Приди в себя уже, Миша, я тебя сейчас спасти пытаюсь.

– Спасти?.. А где эти…

– Спят. Обожрались шашлыков, водяра у них тут есть… На вот, держи, – Штырь сунул мне в руки большой разводной ключ, добытый, очевидно, с верстака в другом конце гаража. Сам он тоже вооружился – сжимал кусок арматуры. И свой учебник не забыл прихватить, сунул под куртку. – Давай, Миша, соберись. По шли домой, – тощая рука снова нырнула мне под локоть.

Мы двинулись. Каждый шаг отзывался болью в левом колене – видимо, какие-то удары пришлись в ногу, – поэтому хромали мы уже оба. Но терпеть, а значит, и ковылять кое-как я мог. Когда выбрались наружу, сумел даже отпихнуть помогавшего мне Штыря:

– Сам справлюсь… спасибо.

– Сам так сам. Только тише, тише.