Зона ужаса

У клоуна пушистая рыжая копна волос, нарисованная улыбка от уха до уха и обведённые краской глаза. Полосатый атласный костюм, гигантские красные башмаки и такие же гигантские белые перчатки. Пусть это манекен, пусть он совершенно не похож на своего вчерашнего собрата, сердце всё равно замирает. От страха кажется, что передо мной тот клоун с кладбища.

Ноги сами несут меня к нему.

Не хочу!

Проходя мимо, я старательно смотрю прямо перед собой. Внутри холодеет всё больше. Я заставляю себя дышать медленно и спокойно, ступать размеренно, ведь светит солнце, а значит, не может случиться ничего плохого и страшного.

Я иду мимо клоуна.

И его глаза

следуют

за мной.

Не выдержав, я резко оборачиваюсь. Манекен глядит прямо перед собой, глаза у него нарисованные и никак не могут смотреть на меня. И всё же я знаю, что он за мной следил. Мне сказали об этом грохот сердца и сдавивший горло страх.

Я отворачиваюсь и припускаю домой.

Кайл

– Кайл, милый, это ты? – окликает с кухни мама.

Время почти обеденное, и я знаю, что откладывать возвращение домой больше нельзя. Я предложил Дешону переночевать с ним, преподнёс это как возможность резаться до упаду в видеоигры, а не способ оградить его от страхов, но он отказался. Сказал, что слишком устал. Он и выглядел замученным, но в то же время вряд ли хотел быть один. Хоть мы и протусовались вместе весь день, я так и не понял, почему он такой расстроенный и отстранённый.

– Привет, мам!

Я скидываю обувь и начинаю подниматься к себе.

– Милый… – окликает она.

Судя по её тону, что-то случилось.

Что именно, я понимаю ещё до того, как слышу его голос.

– Где тебя черти носили? – ворчит отец. У меня сердце уходит в пятки.

Суббота – значит, папаня не на работе, а дома. Я забыл. По крайней мере, хотел забыть. Просто выбросил из головы все мысли о нём.

Надо было настоять на своём и всё же остаться у Дешона.

– Гулял.

Отец топает в прихожую. Картинки на стенах буквально трясутся от его шагов. Он уже не в духе.

– Не смей со мной так разговаривать! – рычит он.

Я поднимаю на него взгляд. Отец сердит, он зарос щетиной, а грязные волосы зализаны назад. Едва за сорок, а выглядит старше моего деда. Понятия не имею, почему мама ещё не развелась.

– Простите, сэр.

Я, как могу, пытаюсь придать голосу честность. Не хочу состязаться в том, кто кого перекричит. Голова забита совсем другим.

– Смотри у меня, а не то… – Он с ног до головы окидывает меня взглядом. – Иди отмывайся, и ждём тебя в десять на ужин. Выглядишь ужасно.

Я вовремя прикусываю язык. Вообще-то у отца видок похуже моего. Я отворачиваюсь и продолжаю подниматься к себе в комнату. Его глаза провожают меня. А когда я почти скрылся с глаз, он говорит:

– Вероятно, потом я попрошу тебя вычистить террариумы со змеями.

Внутри меня всё переворачивается от злости. Знает же, как я ненавижу змей. Знает, что меня тошнит от их вида и ещё больше – от необходимости жить с ними. Пусть они и заперты в подвале.

– Вообще-то это твои змеи, – бурчу я под нос.

– Что ты сказал? – рявкает он.

Я оборачиваюсь. В груди кипит смесь желчи и жара, страха и гнева. Я отца попросту ненавижу. Сильно-сильно. А ещё я ненавижу то, что от меня ничего не зависит. Он всё равно здесь. Хочешь не хочешь – терпи.

В итоге ненависть лишь ещё больше отравляет мне жизнь.

Остаётся только заткнуться и молчать в тряпочку. Он ждёт, что я извинюсь, пойду к себе, умоюсь и тогда, если мне повезёт, мы притворимся, будто этого разговора никогда не было.

Отцовские ноги так быстро грохочут по ступеням, что я даже не успеваю повернуться к нему. Лишь чувствую, как он хватает меня за шиворот. Затем – мгновение невесомости, и я шмякаюсь на пол. Приземляюсь на ноги, но дрожу.

– Не смей! – орёт он, обдавая меня зловонным дыханием. – Не смей больше так со мной разговаривать!

Мать что-то говорит снизу. Отец отстраняется.

– Ступай к себе в комнату и сиди там. Шиш тебе, а не ужин. По крайней мере, пока не научишься уважительно разговаривать со старшими.

Он топает обратно вниз, стуча по пути кулаком в стены. Я не оглядываюсь. И не задерживаюсь на лестнице. Наоборот, влетаю к себе, а он в бешенстве идёт в свой подвал.

Возможно, я это придумал, но готов поклясться, что, когда отец отворил дверь, до меня донеслось их шипение.

И готов поклясться, шипели они на меня.

Андре

Уже обед, а от Эйприл ни слуху ни духу. Меня это тревожит и ранит. У неё нет никаких причин на меня злиться. Вот она бы поверила, скажи я, будто у меня по спальне разгуливал морж-зомби? Нет, просто решила бы, что я переел конфет.

Гордость не даёт мне отправить Эйприл сообщение, но всё равно как-то не по себе. Завтра, если она так и не даст о себе знать, попрошу прощения. Ненавижу, когда она на меня злится.

Я почти весь день торчу дома. Режусь с братьями в видеоигры и гоняю ролики на телефоне, а после обеда пытаюсь отвлечься фильмом. Не помогает.

Тогда я прибегаю к своему излюбленному лекарству от огорчений, которые бывают чаще, чем хотелось бы, и порой доводят до головной боли.

Я принимаю ванну с пеной!