Зона вторжения. Байкал

Бронежилет смягчил удар, но Алексею надоело быть мишенью для чьих-то грязных ботинок, он схватил ударившего за ногу, дернул, легко подмял его под себя и уже занес руку, чтобы одним махом прикончить обидчика, как вдруг стоявший рядом человек силовым приемом перехватил руку и вывернул ее назад. Карабанов змеей выскользнул из болевого приема, выпрямился и сошелся с противником лицом к лицу. Но стоило врагам бросить друг на друга первый оценивающий взгляд, как оба замерли, всматриваясь.

— Седой? — Голос Алексея дрогнул.

Перед ним стоял сослуживец Александр Седых, он же Санек, он же Седой, он же друг, товарищ, брат, с которым в старые добрые времена было съедено сто пудов соли! Он похудел, постарел, видимо, не на пользу пошло время, проведенное на зоне, но глаза были все те же: наглые, дерзкие, полные жизни.

— Карабанов?.. Леха? Капитан! — воскликнул он.

— Подполковник! — скромно поправил его Алексей. — Седой! Ты-то как? Почему? За что?..

Обнялись.

Отступив назад, Алексей незаметно провел рукой по амуниции. По крайней мере пистолет и взрывчатка были на месте. Уже легче!

Пятеро заключенных вокруг сначала расступились, давая противникам место для боя, а теперь заинтересованно качнулись вперед. Круг сомкнулся.

Седой оглянулся на товарищей, чуть смущенно повел плечом, отступил на шаг.

— Долгая история…

— Если долгая, не рассказывай! Времени мало, — Алексей пошатнулся, схватился за голову.

— Чем это ты меня? — спросил он своего обидчика — невысокого лысого мужичка.

— Да вот! Носочком! — не смутившись, ответил тот. В руке он и в самом деле держал орудие нападения — носок, набитый мелкими камешками.

Алексей усмехнулся.

— Хорошо, не каменюкой! — Он обернулся вокруг. — Сколько вас здесь?

— Двенадцать человек! — ответил Седой. — А! Без Трифона — одиннадцать. С тобой — опять дюжина, но Хасан — слепой. Зато слышит отлично. Это он тебя услышал.

— А где остальные?

— Остальные? — Седой усмехнулся. — Кто где. Кто с вохрой наверху сидит, там человек двадцать с Горынычем, кто по руднику выход ищет, надеются братки, что из-за обвалов могут открыться щели в породе, а б ольшую часть завалило. Вчера тряхануло сильно, народу много погибло. Земля пухом, были там и неплохие ребята.

— Вы тут пели, что ли? Или молились?

— И пели, и молились, — сказал лысый с носком. Он подал Алексею руку. — Маньяк Мухоркин.

Алексей опешил, вопросительно глянул на Седого.

— Да шутит он так, — ответил Седой. — Прибил кого-то по пьяной лавочке, а полицаи ему еще шесть убийств навесили. Ну, по крайней мере, он так говорит.

Алексей покосился на Мухоркина, руку пожал, но тут же вывернул ее, ткнул Мухоркина носом в пол.

— Я подлые удары помню! — чеканя, произнес он не столько для Мухоркина, сколько для остальных. — Сзади ко мне лучше не подходи! Понял?

— Понял! — прохрипел Мухоркин.

— Ну и отлично, — Алексей оставил в покое Мухоркина, который сразу отошел от него в сторону, потирая руку.

Алексей повернулся к Седому.

— Ну знакомь меня со своими пацанами! Да распорядись, чтобы вещички вернули, а то растащили тут уже все…

— Че замерли? — рявкнул Седых. — Не слышали, что ли? Все — сюда! — Он ткнул пальцем, показывая, куда именно требуется все вернуть.

— Да куда там! — ответили ему.

Защелкали затворы.

— Стойте! — гаркнул Карабанов.

Надо было во что бы то ни стало предотвратить конфликт.

— Оружие можете оставить себе!

Заключенные нехотя остановились.

— Меня зовут подполковник Карабанов, начальник Нижнеудинского гарнизона, — солгал он. — А вы кто? Санек! Представь друзей!

Зека переглянулись.

— Че пацаны, уважим вояку? — спросил Седых, слегка озадаченный быстрым и неожиданным бунтом своих сторонников.

Первым вперед выступил наглый налысо бритый молодчик, из-под полосатой робы по кистям рук и по шее выглядывали татуировки. Но это были не зэковские «картинки», а кельтские разноцветные узоры, сделанные в хорошем дорогом салоне. Рисунки шли даже по лысому черепу. В руках молодчик держал «Сайгу».

— Это Малой! — представил его Седых. — Когда-то был лидером новосибирского отделения партии «Белого братства». За то и срок мотает. А это — Суров. Максимилиан Эдмундович. Разжигание межклассовой ненависти.

Суров был худощавым мужчиной с длинными волосами и с бородкой клинышком. Он успел вооружиться «калашниковым».

— А вот эти с одним твоим «Нортоном» на двоих — братья Зиминские, Борис и Вадим, — указал Седых на двух рослых головорезов. — Не смотри на их рост и внешность. Замышляли в Москве «теракт» — решили порешить одного чинушу, за то и поплатились. Мухоркина ты уже знаешь. Все ребята надежные, не гнилые. Остальные ждут в конце тоннеля. Мы тут разделились, чтобы, если что — не всех сразу завалило. Ты уж извини пацанов. Сам понимаешь — без оружия каюк.

— Твари лезут?

— Да как лезут? Кто их видел, те уже ничего не скажут. А у нас — ни оружия, ни ломов. С отбойным молотком за зверем не побегаешь… Как эту хрень электромагнитную врубили, так вроде тише стало…

— Ага, тише! — прервал Седых один из братьев. — Только сразу трясти начало и обвалы пошли!