Зона вторжения. Байкал

Алексей шевельнулся, но в проеме двери снова грохнул выстрел. Полетели щепки, кажется, стрелявший попал в притолоку. Если бурят дошел до подствольника, значит, патроны были на исходе.

— Бато! — снова воззвал к другу Алексей. — Не стреляй, друг! Это я! Ну елы-шпалы! Ну честное спецназовское — я!

Снова в ответ — тишина. И когда Алексей уже начал сомневаться, что в избушке находился именно Аюшеев, и в голову ему стали приходить мысли, что это может быть совсем другой человек, по какой-то роковой случайности оказавшийся именно в этом месте и в это время — например, один из оставшихся в живых бандитов, — в ответ раздался полувздох-полухрип:

— Леха!.. Ты?.. Живой, что ли?

— Живой я. Бато, братишка! Слышишь? Не стреляй, а? Я к тебе иду! Я — смотри! — вот! На лицо себе посвечу. Видишь?

Алексей осторожно высунулся в проем, направил луч фонарика себе на лицо.

— Я по полу, осторожно. Да? Бато? Бато!

В ответ молчали. Алексей почти физически ощущал, как Аюшеев целится ему в лоб.

Он осторожно, на четвереньках, перебрался через порог зимовья. Внутри избушки было так же холодно, как и снаружи. Видать, Бато не топил печь все два дня.

Карабанов, почти ничего не видя, на ощупь двинулся в угол зимовья, туда, где он ранее заметил вспышки выстрелов. Нащупал руками холодные лиственничные колоды, гильзы, рассыпанные по полу, какие-то щепки. Быть может, Бато пытался топить печь досками?

Наконец, левая рука нащупала плечо друга, сидевшего на полу и вжавшегося в ледяной угол. Алексей хотел было направить луч фонаря на него, чтобы убедиться, что перед ним именно Бато, но в следующий момент Бато рванул фонарик на себя, отобрал его, повернул, направляя луч света в лицо Алексея, заглянул ему в глаза. Затем Алексей услышал всхлип, и в следующий момент друг ткнулся ему в плечо.

— Леха!.. Живой! Живой. Ле-еха…

Снаружи послышался шорох, наверное, это поднялся на ноги Толмачев. Звякнула оленья сбруя. Бато оттолкнул друга, снова вскинул винтовку:

— «Бесы»! Леха, «бесы»!..

— Стой! — рявкнул Карабанов, прижал ствол винтовки ладонью вниз, к полу. — Нету там «бесов», не видели мы никого! Толмачев со мной. Грохнешь Толмачева — майор тебе голову оторвет!

Бурят заколебался. В темноте Алексей не мог разобрать выражения его лица.

— Это в самом деле ты, Леха? — снова спросил Аюшеев.

— Я, Бато. А где пацан?

Бурят сник.

— Утащили они пацана, сержант, не отстоял я его… Они как навалились: кто в дверь, кто в окно, а еще, знаешь, вроде как из-под земли вылазят!..

Алексей забрал у друга фонарик, посветил по сторонам. Скудная обстановка зимовья была покрошена в мелкую щепу. Стены были испещрены пулевыми отверстиями.

Да! Бато славно потрудился!

— Ладно, только не пали без разбору! Ага? — Алексей медленно встал, повесил фонарик под потолок на гвоздь, так, чтобы он освещал все зимовье, взял лежавшую на полу ватную подушку, тоже простреленную в нескольких местах, согнул ее пополам и запихал в пролом окна.

— Ночевать-то все равно где-то надо! Не в пустом же лесу табороваться! — Алексей ногой сгреб хлам, валявшийся на полу, в сторону.

Бато приподнялся было, но ноги не держали. Он пошатнулся, Алексей поддержал его, усадил на нары. Нашел фляжку — она была пуста.

— Эй! Как тебя? — крикнул Алексей шаману. — Толмачев! Водка есть? Ну там или НЗ какой-нибудь? Самогон? И принеси чего-нибудь пожрать!

Через полчаса в изуродованной пулями печке сердито гудел огонь. На столе в чудом уцелевшем стакане теплился парафиновый огарок свечи. Закутавшийся в оленью шкуру Бато жался к горячему боку печи. В одной руке он держал кусок копченого мяса, в другой — кусок лепешки и откусывал то от одного, то от другого.

— Ты не представляешь себе, Леха! — заплетающимся от усталости языком говорил он. — Как они полезли! И по крыше! По крыше! И сразу по несколько, рожи эти красные! И не уснешь! А воняют они! И пацана прямо в окно и уперли, я орал на них, и Богу молился, и че тока не делал. Бесполезно! — Он вдруг рассмеялся над подвернувшимся словом. — Бесполезно! В общем-то, совсем не полезно все это. А мальчишка кричал так… Как заяц!.. Я помирать буду — не забуду, что не удержал его! А ты-то? Ты-то как? Живой ты, Леха! Живой!.. Это главное!

Наконец, он отошел от печи, лег на полати и сразу же заснул. Алексей накрыл его нагретым у печки ватным дырявым одеялом, взял в руки «Нортон», осмотрел. В магазине подствольного дробовика оставалось два патрона. Карабанов покачал головой. Нащупал в карманах куртки магазины для винтовки и патроны к подствольнику, перезарядил.

Шаман, то и дело с опаской косясь на Бато и на учиненный им беспорядок, наскоро перекусив и выпив водки, забился на вторые полати. Кажется, он то и дело бормотал какие-то молитвы. Потом тоненько, пронзительно захрапел. Он ни о чем не спрашивал, а Алексей с ним почти не разговаривал. Пусть думает все, что заблагорассудится. В конце концов, сам все увидит на руднике.