Зона заражения

Амир Ильяс так и продолжал жить в той же палатке, в которой он жил, когда все это начиналось, только постелил за землю старый ковер – и все. Около палатки было костровище и что-то вроде печи, на которой он готовил еду. Тут же стояла жаровня, которую можно было взять в палатку, чтобы согреваться холодными ночами.

Аллах свидетель, никто из амиров не жил так бедно, как амир Ильяс. Он напоминал ансара Абу Зарра – когда правитель послал ему триста динаров, он отослал их ему обратно со словами: неужели ты во всем государстве не нашел человека более нуждающегося, чем я?

Еда тоже была скудная – похлебка, лепешки, немного мяса…

Когда они поели, амир Ильяс рассадил их кружком – только командиров. Спросил:

– Теперь расскажите мне о том, что происходит. Только правду, и пусть Аллах будет свидетелем вашим и моим словам…

Пацаны молчали.

– Все так плохо?

– Да, эфенди, – сказал Сулейман, – все очень плохо.

– Можешь больше не говорить мне «эфенди», – сказал амир Ильяс, – потому что ты и вы все сражались на джихаде. Теперь вы можете звать меня «ихва», брат.

– Из уважения к вашему возрасту я не могу так вас звать, эфенди, – сказал Сулейман.

– А правду ты тоже не говоришь из уважения к моему возрасту? Расскажи про все мерзости, которые ты там видел. Думаешь, я не знаю?

Сулейман тяжело вздохнул.

– У нас не было опыта с самого начала, и было мало оружия, поэтому мы потеряли несколько братьев, амир. Да, они получают сейчас заслуженную награду от Аллаха Всевышнего, но мы дальше идем по пути Аллаха, и нам тяжело. Потом мы научились воевать и взяли хорошие трофеи. Но там… кяфиры. Они победили нас в бою.

– Почему, как ты думаешь? – спросил амир Ильяс.

– Потому что Аллах в гневе на нас из-за лицемеров! – со слезами вдруг выкрикнул Сулейман. – О Аллах, как люди могут творить такое?! Каждую ночь я слышал, как делают харам, а потом эти… бараны вставали на намаз и обращались к Аллаху, хотя даже произнесенное имя Его в их устах было оскорблением Аллаха! Никто не стеснялся той мерзости, которую он делает, и говорил, что джихад искупает любые грехи в глазах Аллаха, а потому можно грешить еще и еще. И грешили! Мы убивали местных, сжигали их дома – стоит ли потом удивляться, что местные все подались к кяфирам! Мы грабили на дорогах, я видел, как те, кто считает себя моджахедами, убивают людей, только чтобы завладеть машиной. Разве это джихад? Разве это джихад?! Это грабеж, который прикрывают джихадом и говорят, что это угодно Аллаху! Из-за этого местные ненавидят нас. Я видел, как моджахеду выпустили кишки на базаре, стоило ему только отойти от остальных. А мы…

…

– Мы открыли огонь, – просто и страшно сказал Сулейман. – Не знаю, сколько мы убили. Но я сильно сомневаюсь, что Аллах был доволен этим.

– Это правда? – спросил амир Ильяс.

Пацаны один за другим кивнули.

– «Когда настала пора первого из двух бесчинств, Мы наслали на вас Наших могущественных рабов, которые прошлись по землям. Так обещание было исполнено», – процитировал амир Ильяс суру Аль-Исра из Корана. – Скажите, что вы думаете о тех, кто сражался рядом с вами?

– Амир, – сказал Сулейман, – пусть Аллах будет свидетелем моим словам, но точно так же, как я не видел более праведного и страшащегося Аллаха человека, чем вы, как я не видел более верных друзей, чем те, что сидят рядом со мной, как я не видел более достойных, чем те из нас, кому Аллах дал шахаду и теперь они в раю и получают там обещанное Господом, точно так же я не видел более мерзких и своекорыстных людей, чем те, что встали на джихад. Особенно амиры. Все они завязаны в каких-то делах, все они грабят и продают награбленное, все они предаются разврату, в том числе и тому, что запрещено Аллахом. Там есть какие-то люди, которые скупают трофеи, и большая часть джихада делается как раз ради трофеев. Там есть бидаатчики, которые говорят, что намаз надо делать раз в неделю. Никто из амиров, которых я видел, не сражается за Аллаха. Никто, эфенди! Все они – жадные и своекорыстные люди!

– А кяфиры? Они действительно так сильны?

Сулейман думал, как сказать, но потом решил сказать всю правду, раз он уже начал говорить правду, остановиться трудно.