Зона затопления

В этой разобщенности людей – корень многих проблем и несчастий. Вот если бы где-нибудь в по-настоящему цивилизованном обществе решили строить подобную электростанцию с затоплением тысяч квадратных километров земли, с переселением тысяч людей, наверняка бы эти люди объединились и все сообща потребовали такой компенсации, что каждый бы стал миллионером, способным приобрести дом с большим участком или просторную квартиру. А может быть, компания отказалась бы от идеи строительства здесь, стала бы искать необитаемые поймы рек.

А так – каждый поодиночке стремится выцарапать условия получше, но в итоге все чувствуют себя обделенными, обиженными, обманутыми. Даже те, кому удалось отхватить две-три квартиры вместо одной, тоже жалуются – вырази радость, и подозрения начнутся, обсуждения за глаза. Хотя, не исключено, и искренне жалуются: родину никакими квартирами не заменишь…

Нет, нет, не совсем так! Есть откровенно довольные переменами.

С год назад неподалеку от деревни Усово, что километрах в тридцати выше по реке от Большакова, обнаружили домишко, в нем – старика. Одежда штопаная-перештопаная, борода от самых глаз, мебель самодельная, одеяло из лосиной шкуры.

В окрестности Усова бросились журналисты, в том числе и Ольга, – как же, настоящий отшельник, кутайский Робинзон.

«Может, власовец?» – предполагали одни; их поднимали на смех: «Нет, тогда уж белогвардеец!.. Власовцам сейчас лет под сто должно быть, а этому семьдесят самое большее. Хотя, – косвенно соглашались, – не исключено, что и беглый зэк».

На вопросы старик отвечал односложно: «Не по-мню… Давно здесь живу… Природа кормит…»

Опрашивали и усовских. Те пожимали плечами: «Ну, жил и жил, приходил иногда за солью, за спичками. По осени картошку приносил, сдавал, этим, видать, и зарабатывал… Нормальный, никого не трогал».

В конце концов удалось выяснить, что зовут отшельника Максим Петрович Щетинкин. Лет сорок назад приехал в эти края на стройку («Что-то строил, не помню»), потом поругался с начальством и ушел в тайгу. Ни паспорта, ни других каких-нибудь документов у него не было; человека с такими именем-фамилией-отчеством в базе разыскиваемых не значилось. Может, его совсем иначе звали, как знать…

Сначала Щетинкин ни за что не хотел покидать домишко. Обещал представителям дирекции и журналистам:

– Лучше утону, чем брошу дом, землю!

Но когда ему клятвенно пообещали оформить пенсию, переселить в квартиру с теплым санузлом, электроплитой, он смягчился, подписал бумаги.

– Если пенсия да квартира будут, то зачем мне земля эта?

Щетинкину сделали паспорт, поставили его жилище на кадастровый учет и провели оценку. Сотрудница соцзащиты по доверенности обошла в Колпинске кабинеты, оформляя документы, и вот отшельник под щелчки фотоаппаратов вселился в однокомнатную, но просторную – новой планировки – квартиру на втором этаже семиэтажного дома.

Следом за шествующим к двери подъезда Щетининым грузчики несли самодельное кресло из пня, кроватную сетку, доски для нар, тюк с одеждой и шкурами, мешки с посудой, инструментами… А замглавы Колпинска рассказывал в интервью:

– Максим Петрович ожил, повеселел. Сейчас для него главная проблема – продать несколько кулей картошки. Я предлагал ему: «Давай сдам оптом торговцам овощами». Он протестует, возмущается – хочет по рыночной цене. Робинзон Робинзоном, а деньги считать умеет… В общем, помимо основных забот, у меня теперь новая головная боль – как выгодно для деда реализовать картошку.

Другие переселенцы следили за этой шумной историей вернувшегося в цивилизацию отшельника со злой ухмылкой: «Нашли героя! Чё ему, безбытному человеку… А тех, кто всю жизнь на государство убивался, – как скотину в загон».

Ольга приехала в почти уже стертое с лица земли Большаково не просто попроведать Марину Журавлеву. Завтра должен быть, наверное, решающий день борьбы за лесопилку Масляковых.

Эта лесопилка, а по существу – маленький деревообрабатывающий завод, последние лет двадцать была единственным в селе предприятием.

Владел заводиком Александр Георгиевич Масляков, у него работал Дмитрий, сын, двоюродный брат Юрий и еще трое местных жителей. Распускали кругляк на доски, делали брус, рейки…

Когда началось активное переселение и гибель Большакова стала очевидной, Александр Георгиевич потребовал у администрации района, у дирекции перевезти имущество. Вместо перевозки его семье с поразительной легкостью и быстротой дали две двухкомнатные квартиры в Сосновоборске – престижном городке рядом с крайцентром. Масляков сделал вид, что не понял намека, – продолжал стучаться в двери начальства, писать письма: необходимо выделить участок под лесопилку, перевезти оборудование или в крайнем случае выплатить компенсацию – предприятие Масляков оценил в четыре миллиона рублей.