Зона затопления

Паром припелехал около четырех часов. Алексей, попробовав то на мушку, то на блесну, поймав в конце концов щучку, возвращался на веслах деревне. Услышал бухтенье, заторопился.

Наблюдал, как осторожно подходит паром к берегу левее затопленной пристани. До суши не добрался метров десять, поэтому выгружались в воду.

– Дотянули, – ворчали мужики, – раньше надо было, пока все тут оставалось…

– По холодку хотели, а теперь поняли – не успеют. Вода-то прет.

Прибыли человек десять рабочих, милицейский капитан, четверо начальницкого вида мужчин в новеньких синих куртках и, конечно, Ткачук. Был даже священник; и он тоже, натянув болотники, спустился по сходне в воду, побрел к берегу, держа в одной руке чемоданчик, другой подтягивая рясу.

Пока рабочие разбирали инструменты, мешки, прыскались гелем от комаров, Алексей Михайлович смотрел на то, что осталось от Пылёва, которым руководил последние годы.

– Мда, – вздохнул Брюханов, чтоб не молчать, не нагнетать эту темную тишину, – лучше бы и не возвращались.

– Последнее дело осталось, – качнулся Алексей Михайлович. – Последний долг… Что, пойдем?

На кладбище боль слегка отступила. Здесь было точно так же, как и год назад, и два, и пять. Из-за вечного сумрака – кроны сосен защищали от солнца – бумажные цветы и веночки не выгорали, долго оставались яркими и свежими. Могилки казались какими-то уютными, что ли; лавочки звали присесть, отдохнуть от суеты, беготни… Хорошо было на их кладбище.

Священник раскрыл чемоданчик, разжег кадило, налил из пластиковой бутылки в чашу святой воды, достал кисточку. Один из рабочих вызвался помогать.

– Только, батюшка, – мягко попросил начальник, кажется, представитель потребнадзора, – если возможно, не очень затягивайте. И так мы как черепахи.

Вместо ответа священник запел молитву, пошел вдоль кладбищенской изгороди. Мужики прервали свои разговоры; одни, сняв шапки, крестились, другие просто стояли, пережидая торжественный обряд. Когда священник с рабочим отошли подальше, уже другой начальник обратился к Ткачуку:

– Что, Алексей… гм… – Нахмурился, вспоминая отчество.

– Алексей Михайлович, – подсказал Ткачук.

– Да, извиняюсь… Давайте определять могилы.

– В плане?

– Какие переносим.

– Да все надо переносить.

Начальник теперь нахмурился по-другому – с досадой.

– Как вы представляете себе – все? Вот эта, скажем, – кивнул на темно-серый крестик без надписи. – Чья она?

– Жителя этой деревни. Пылёва.

– А на нее есть заявление?

Ткачук не ответил, и мужчина уже уверенней продолжил:

– На весь район выделена тысяча мест. В районе двадцать одно кладбище попадает под затопление. Три из них – в границе сработки водохранилища. Это там, где вода будет то прибывать, то убывать и возможно размывание грунта. Их мы вынуждены переносить целиком. Остальные – в мертвом объеме. Их вообще не предполагается трогать. Только очистить от надмогильных сооружений. Руководство и так пошло навстречу, чтобы сохранилась историческая память. Но переносить все ваше кладбище, – начальник глянул на кресты, памятники, – это просто нереально.

– Я пообещал людям, что кости их родителей, дедов заберу, – сказал Ткачук. – На этом условии они и согласились съехать.

– А так бы не согласились? – встрял милиционер; ему явно было здесь скучно и тошно, и он решил оборвать спор. – Сколько у вас заявлений?

– Сейчас. – Алексей Михайлович достал из портфеля бумаги. – Сорок восемь заявлений…

– Ну вот, это уже ближе к истине!

– Сорок восемь заявлений на сто шестьдесят три могилы.

– Что-о?! – споривший с Ткачуком тоже извлек из своей папки документы. – У меня именно сорок восемь заявлений.

– Но ведь у людей не по одному покойнику здесь, – встрял Брюханов. – Целые семьи…

– Алексей, э-э, Михайлович, ведь мы же столько часов рядом сидели, – не заметив этих слов, досадовал начальник. – Почему вы раньше мне не сказали про сто шестьдесят?..

– Вы не спрашивали, и я думал, что вопрос решен. Заявления еще год назад приняли в дирекции, сказали, что все оформлено как следует. Доверенности жителей у меня при себе.

– Ох, лукавите вы, Алексей Михайлович. Недаром говорят: кутайцы – народ непростой…

– Слушайте! – Ткачука тряхнуло. – Давайте без оскорблений…

– Может, примемся, – сказал кто-то из мужиков. – Все равно выкапывать. Хоть сорок, хоть двести. Вы решайте пока, а мы начнем.

– Ну да, – поддержали, – а то и за неделю не сделаем.

Начали. Темноволосый молодой человек в синей куртке фотографировал памятник, другой в синей куртке записывал данные о покойнике в таблицу. После этого рабочие брались за инструменты.

В конце концов бригада разбилась на несколько пар и троек. Слышался металлический звяк, скрип ломаемых деревянных оградок, хруст разрезаемого лопатами дерна. И еще – ворчание того, кто спорил с Ткачуком:

– Ни плана кладбища, ни документации. В прежнее время просто раскатали бы трактором…

Брюханов отвернулся, сдержался. Не драться же…

– Кстати, – обратился к Ткачуку потребнадзоровский, – а давно было последнее захоронение? Информации в сопроводиловке нет…