Зона затопления

Но даже не сама физическая боль, а понимание того, что его именно сломали – и физически, и морально, – не давало думать о том, как быть дальше… «В больницу надо, – кричало, требовало. – В больницу скорее надо».

Мужики – их было трое – молчали; тот, что был рядом с Дмитрием, смутно ему знакомый, все отворачивался. Сидевшие впереди напряженно смотрели в лобовуху. За окнами колыхался сумрак – на краю неба появилась, растекалась красновато-серая полоса восхода…

Приехали. Вылезли из «нивы». Толстый открыл багажник.

– Это что в канистре? Бензин?

Дмитрий кивнул, но Толстый не увидел кивка, стал свирепеть:

– А? Не слышу! Ты опять мурыжить решил?

– Бензин.

– Так бери и действуй. Нам ждать некогда… Давай-давай, шевелись.

– Говорил, надо валить, – сказал азартный; он был невысокий, худой, но, кажется, жилистый. – Не будет толку…

Дмитрий достал канистру, понес к лесопилке.

– Сам поймешь потом, что это правильно. Точку ставить пора, – внушал Толстый. – Нам-то по хрену вообще-то – ничего личного. Но другие многие парятся – долбят их за эту вашу херню. А она стоит и стоит… Пора уже… Плескай.

Правая рука слушалась плохо. Открыв канистру, кое-как подняв ее, Дмитрий неуклюже стал поливать столбы навеса, стену сторожки… Вспомнил про Опаньку.

– А эовек? Зесь эовек бый…

– Чего?

– Человек здесь еще был, – отчетливей повторил Дмитрий.

– А, он всё… ушел. Забудь про него… Спички-то есть? Держи тогда.

Надо было сказать про пилы, про вещи в подсобке, про пять кулей картошки, про то, что сегодня, прямо сегодня, скорее всего, из города приедут машины. Но Дмитрий не мог – больно было говорить, да и бессмысленно. Их не убедишь.

Голова кружилась, земля под ногами плыла и словно обрывалась… Сделать вид, что сознание потерял? Может, это спасет, а может, испугаются и бросят в огонь.

– Мы машину возьмем. Потом найдешь… Травмы сам получил. Так? – говорил Толстый. – Паспорт и телефон вернем сейчас… Мы не бандюганы какие… Надо так – поучили. Чиркай давай, и – разбежимся.

Спичка зажглась легко. Дмитрий подержал ее меж пальцев, глядя на это слабое оранжевато-синее, красивое перышко, а потом бросил на стену.

Бензин ухнул, пламя разбежалось по доскам.

Глава девятая. Служебная информация

Ни в какой «Вернисаж» Ольга не перешла. Осталась в медленно, но необратимо гибнущем «Голосе рабочего». Муж после того разговора на кухне несколько раз намекал: надо бы воплощать в жизнь, о чем тогда договорились. Ольга отвечала на эти намеки рассказами, что где происходит, сколько повсюду несправедливости, нарушений, откровенного воровства. Муж мрачно кивал.

В командировки, правда, ездить перестала, больше времени стала проводить с дочкой, чаще работала дома. Тем более что написать что-то серьезное в узком кабинете, где сидят спина к спине четверо сотрудниц, было невозможно. Главред понимал это и не возражал против удалёнки.

Проводив дочку в школу, Ольга включала компьютер и погружалась в чужие беды и горести, которыми были переполнены социальные сети, ее личная и редакционная почты.

Людей выселяли из их квартир за долги ЖКХ в общежития, обманывали при покупке и продаже жилья, увольняли с работы по прихоти начальства; родители не могли устроить детей в сады; проваливались тротуары, взрывался газ, горели дома, обваливались стены, лопались и лопались трубы… Казалось, весь их почти миллионный город состоит из сплошь несчастных людей. Но стоило выйти на улицу, оглянуться, и это чувство исчезало: Ольга видела людей деловитых, у многих – улыбки; дома стояли надежно, асфальт на тротуарах лежал крепко, в ближайшем детском саду весело играли детишки. И крики отчаяния в компьютере представлялись ненастоящими, придуманными, вброшенными туда, чтобы посеять панику, лишить сил и энергии жить…

Ольга списывалась с теми, у кого беда, встречалась, расспрашивала, старалась увидеть своими глазами, убедиться… Попавших в беду были сотни и сотни, но среди десятков тысяч более или менее благополучных они оставались неприметны.

И город с каждым годом становился ярче, выше, современнее. Трудно было поверить, что покрытые декоративной обшивкой стены гнилы, под асфальтом – ржавые трубы, что вот здесь, в этом переулке, стоит общага, куда набивают тех, кто не смог оплачивать коммунальные услуги, а вот здесь, за этими окнами, лезет в петлю отец семейства, увязнувший в трясине долгов по кредитам…

Да, эти сотни и сотни были растворены в десятках тысяч, но они существовали, и их становилось все больше. Любой мог оказаться в числе этих сотен и сотен, и об этом Ольга писала свои статьи. О том, что никто по-настоящему не застрахован, не защищен.

«Голос рабочего» погибал, надеяться было уже не на что, и Андрей Иванович, главред, даже самые острые статьи Ольги ставил в номер без обсуждений и сомнений. «Хлопнем дверью посильней», – часто повторял он в последнее время.