Дорога шла лесом. С обеих сторон ее стояли березы, ровные, белокожие. Легкий ветер трепал их зеленые косицы, и лес шумел, словно где-то рядом на песок накатывались океанские волны. Светило яркое солнце. Над головами голубело небо – ни тучки, ни облачка. Как говорят пилоты и парашютисты: видимость миллион на миллион. Настроение у всех было приподнятым. Люди шутили, неестественно громко хохотали.
Анисимов хорошо понимал: это оживление лишь следствие нервной напряженности, которую каждый старался скрыть. Первый прыжок – серьезное испытание, и предвкушение опасности возникает задолго до того, как сквозь открытую дверь самолета в лицо ударят тугие струи воздуха высоты.
Анисимова такие ощущения не посещали давно, и он размышлял о делах сугубо земных, строил планы, как лучше начать знакомство с потрясшей его воображение девушкой.
Случайность спутала все планы, и события пошли по неожиданному сценарию.
На крутом вираже машина не вписалась в поворот, опрокинулась в кювет, легла набок. Все это случилось так быстро, что никто ничего не успел сообразить.
Играя с опасностью, Анисимов прыгал с самолета из стратосферы, где даже днем над головой темно-синее небо и яркие звезды. Он бросался вниз с закованной в лед стены горного семитысячника и, подхваченный свирепым потоком, летел над скалами и ущельями, все время понимая глубину риска в целом-то бесполезного предприятия. Но всегда в прыжках он владел своим телом и знал, что оно у него упругое, гибкое и послушное.
Однако в момент, когда машина перевернулась и легла на борт, Анисимов не успел даже сгруппироваться. Сильный толчок опрокинул его на спину.
Сверху его лицо накрыла чья-то юбка, под которой прямо перед его глазами оказались чистые полупрозрачные трусики. Еще не успев понять, что же произошло, Анисимов увидел, как розовая ткань потемнела, и лицо омыла теплая соленая жидкость.
Это женщина, упавшая на него сверху, не сумела совладать с испугом, а может, и болью.
Вскинув руки, Анисимов сжал с двух сторон талию оказавшейся на нем женщины, помог ей подняться. Тут он и увидел – это была та самая девушка, на которую он положил глаз и в отношении кого строил определенные планы. Анисимов посмотрел на себя и понял, что не только лицо, но и грудь комбинезона потемнела от пролитой на него влаги.
Девушка резво вскочила на ноги, перепрыгнула кювет и побежала к лесу. Минуту спустя она скрылась вдалеке за деревьями.
Подмога с аэродрома прибыла час спустя. Девушки не было. И Анисимов отправился на ее поиски. Он ходил по лесу и призывно кричал: «Ау!» Беглянка на его голос не отзывалась.
Отчаявшись и не зная, что делать, Анисимов решил возвратиться к машине. По пути нашел три больших белых гриба-колосовика с коричневыми шляпками и ядреными крепкими ножками. Вынул ножик, срезал боровички, взял с собой, чтобы показать спутникам. Темное пятно на груди просыхало.
На самом выходе из леса, когда впереди уже засветилась опушка, Анисимов увидел беглянку. Закрыв лицо ладошками, она сидела на стволе поваленной ветром березы. Анисимов подошел и молча сел рядом. Бедром невольно коснулся девушки, но та лишь крепче прижала пальцы к щекам.
– Не надо так, милая. – Анисимов говорил спокойно, словно добрый отец, который увещевал расстроившегося ребенка. – Ничего страшного не случилось.
– Ну да-а, – слова прорвались сквозь всхлипы рыданий.
Анисимов осторожно коснулся ее льняных волос, погладил. Она не отшатнулась, не отодвинулась.
Тогда он положил ей руку на левое плечо, не прилагая силы, притянул к себе. Девушка покорно поддалась, и он почувствовал тепло ее тела.
– Не надо плакать. – Теперь он говорил, нежно прижимая ее к себе. – Ты ударилась? Больно? Как тебя зовут?
В силу привычки он не мог обратиться к ней на «вы», поскольку сам никогда не требовал этого от своих парашютистов. В коллективе единомышленников, где людей связывало обостренное чувство риска и взаимовыручки, «ты» было естественным свидетельством духовной близости и доверия. "Будьте на «вы» с парашютом, – предупреждал Анисимов новичков, – со мной можно на «ты».
– Верочка. Мне совсем не больно. Только я сильно испугалась. И мне стыдно.
Девушка еще всхлипывала, но ответила на все его вопросы сразу.
– Чего ж тебе стыдиться?
Он спросил и сам понял: вопрос нетактичный, дурацкий. Но она на него ответила с детской непосредственностью:
– Я обдулась…
Будоражащее чувство радости, какого он никогда не испытывал, жаром оплеснуло Анисимова. Он прижал Верочку к себе поплотнее и неожиданно даже для самого себя поцеловал в волосы, которые пахли весенним лесом. При этом у него и мысли не мелькнуло, что делает что-то не то или не так. Ему казалось, нет, больше – он был уверен, что и Верочка полна такого же чувства к нему, что в этот миг он не навязывает ей свою радость, а только отдает нечто ценное и с благодарностью принимает то, что она дарит ему своим доверием.