Зона зла

Муса - остроклювый седой коротышка со злыми глазами - нагнулся над раненым.

Зоран продолжал говорить:

- Ты правильно решил, Илич. Теперь это согласие мы оформим как надо. У нас к сделкам относятся серьезно.

- Я ничего подписывать не стану. - Новый прилив упрямства овладел Иличем.

- Господин капитан! Разве в подписи дело?

Мы не формалисты. В век прогресса бумажка особой цены не имеет. Все проще. Ты повторишь согласие, мы все запишем на видео...

- Не буду.

Зоран занес ногу и ударил Илича подошвой ботинка по колену. Удар оказался сильным и злым. Должно быть, Зоран начал выходить из себя. Его бесило упрямство капитана.

Столько сил и стараний положено, чтобы его убедить, и вот-те на!

- Ты дурак, Илич! Весь наш разговор давно пишется на пленку. Чтобы сдать тебя в контрразведку, достаточно слов: "Сдаюсь, согласен". Ты не забыл о них?

Илич закрыл глаза. Волны боли от раненого плеча и от удара в колено встретились гдето в области желудка, и теперь грудь давило так, словно тело сунули в пресс, формирующий тюки сена, и стал?! медленно сжимать.

Илич лежал, хватая воздух посиневшими губами. Ноги его мелкими лягушачьими движениями сучили по земле. Мысль туманилась, но от этого понимание безвыходности положения не утрачивалось. Да, он влетел в паутину. Это точно. И теперь, чем сильнее биться, чем упорней стараться вырваться, тем прочнее прилипнешь к тенетам. И тогда от смертельного поцелуя паука никуда не деться. Ко всему, речь шла не о собственной жизни. Он, Илич, и без того полумертв. Теперь ему стоило побороться за тех своих подчиненных, кого Зоран еще не успел застрелить.

Предательство, измена собственным убеждениям, отказ от веры, от дела, которому служил честно и преданно, - для души подчас ничем не лучше смерти. Но перед лицом вечности, оказавшись в тисках мучений и боли, даже сильные люди начинают думать о том, как сберечь себе жизнь, избавить бренное тело от страданий.

Илич даже в глубинах сознания не хотел признаваться себе, что ведет борьбу за собственную жизнь, что его забота о подчиненных, которые попали в ловушку вместе с ним, - это попытка найти надежный мотив для своего оправдания.

Зоран во второй раз занес ногу для удара.

- Не надо! - Илич выдохнул просьбу с нескрываемым ужасом в голосе. Было видно - боль достала его... Достала... - Я согласен.

Черт с вами! Согласен!

- Ты дурак, Илич! - Зоран не скрывал торжества. - Так бы сразу. Скольких бы избежал мучений.

Больше ничего Илич не услышал, ничего не запомнил. Очнулся он от монотонного гула, который назойливо лез в уши.

Илич открыл глаза.

Он лежал на полу на ватном матрасе, укрытый до подбородка серым стареньким одеялом. Над головой низко нависал подкопченный, положенный на толстые балки потолок.

Помещение слабо освещалось уличным светом через стекло небольшого окна.

Илич повернул голову в сторону, откуда плыл гнусавый звук, и увидел моджахеда в старенькой солдатской форме югославской армии.

Он стоял на коленях, держал перед собой ладони, развернутые книгой, и нараспев, без каких-либо интонаций тянул слова мусульманской молитвы, периодически перемежая ее словами "Алла! Алла акбар!"

Оживавшая память медленно возвращала Илича из небытия. Он тронул рукой раненое плечо. Его перетягивала плотная марлевая повязка, наложенная умелой рукой больничаpa - военного санитара. Рана болела, но боль уже не стреляла, а стала ноющей.

- Ожил? Давно пора!

ГолЬс Зорана раздался из темного угла. Он сидел там на стуле, как гриф, ожидавший, когда придет минута расправы с добычей.

- Ты здесь...

Интонация не позволяла понять, спрашивает ли об этом Илич или утверждает очевидное. Зоран счел нужным воспринять его слова как вопрос.

- Здесь, Илич. Здесь. Ты теперь мое любимое дитя, и я все время буду рядом.

Илич промолчал. Если вляпался в дерьмо, то, как ни ругайся, оно вонять не перестанет.

Правда, навоз еще можно смыть, но с гадостью, в которую угодил он, лучше не бороться.

К ней можно только принюхаться.

- Поднимайся! - Зоран говорил в жесткой повелительной форме. - Тебе пора уходить. Чтобы быть вовремя там, у тех, - он произнес последнее слово так, чтобы Илич понял - все, еще недавно бывшее для него своим, близким, он теперь обязан чувствовать как чужое, а своим быть здесь, у чужих.

- Сколько моих людей осталось?

Задавая вопрос, Илич верил, что своим поступком сумел спасти кого-то.

- Оставь! - Зоран ответил зло, раздраженно. - Забудь о них. Жив ты, жив я. Разве этого мало? .

- Паразиты! - Илич болезненно дернулся и перекосил рот. - Что вы сделали?!

- Душа моя! - Зоран говорил с заметной брезгливостью. - Не волнуйся. Речь идет только о твоей безопасности. Она для нас, твоих новых друзей, стоит десятка жизней неверных.

Ты нам дорог, понимаешь? А теперь вставай.

Фельдшер Муса помог Иличу подняться, посадил его. Принес большую глиняную миску с теплым говяжьим бульоном.

- Пей.

Илич не оттолкнул его руки. Он взял миску, припал к ней губами, стал жадно глотать круто пахнувшее мясом питье.

- Я тебе дам войника. - Зоран начал выталкивать его, отправляя назад к тем, кто еще недавно считался своим. - Он поможет тебе вернуться.

- Кто он?