Читаем Зона полностью

Давно уж понял, к чему он клонит, в чем смысл провокации с Карповым. И почему никого не вздули за стремное письмо, и почему больше месяца никак не реагировали, и почему на чай им наплевать, хотя обычно за дорогу, за чай неизбежно следует наказание — все стало ясно. Их интересовала не столько дорога, сколько то, для чего она мне нужна, как ею буду пользоваться. Больше всего их интересует моя писанина, мои диссидентские связи. Они меня проверяли. Ведь для того и посадили, чтоб не писал, и если бы то попало на волю и стало б известным, то КГБ взгреет в первую очередь Рахимова, администрацию лагеря, а потом уж меня. Я мог повредить их карьере, помешать очередной звездочке на погонах, этого они и боялись. Все остальное — чай, мелкие нарушения — для их карьеры не имело значения. Может быть, потому и заигрывали, не зверели со мной, чтоб не было у меня лишнего повода обращаться к друзьям-диссидентам. Администрация боится нагоняя от КГБ. На первый взгляд логичней подстраховаться, скажем, запереть меня в ПКТ, чтоб и света белого не увидел, так им было бы спокойней. На практике получается наоборот. Когда зеку нечего терять, когда он в отчаянии, хлопот у администрации больше. В отчаянии зек способен на все: голодает, вскрывает вены, ударяется в бега, уголовники набрасываются на ментов, политические заставляют говорить президентов. Куда ни запри, в ПКТ ли, в тюрьму, возможность отправить письмо, информацию о себе, так или иначе, находится. А спрос за нелегальщину с администрации: плохо охраняете. Абсолютно же изолировать человека на долгое время практически невозможно. Разве что в одиночке, но на это нужна особая санкция и, пока дойдет до одиночки, шуму не оберешься. Вот почему зря терзать политзека не выгодно, администрации важно, чтоб политзек сидел тихо, нет забот у КГБ, нет забот и у администрации, и пока он не баламутит, с ним остерегаются крайних мер. Время не то.

Размышления

Может и хотело б КГБ разом прикончить тысчонку-другую, чем валандаться с диссидентством, но слишком многое сейчас становится достоянием гласности. Приходится считаться с мировым общественным мнением, подписывать Хельсинки. Втихаря, наверное, как и раньше, не задумывались бы, но теперь втихаря не получается. Да и объяснить террор уже нечем, классовых-то врагов по высокой теории давно нет, кого же уничтожаем? Да и негоже теперь в калашный ряд с говенным носом — Запад и так советским товарищам глаза колет. Огульный сталинский террор теперь бы восстановил против генсеков весь цивилизованный мир. С какой рожей предстанешь на высшем уровне? Как дальше завоевывать мир под видом дипломатических поцелуев и обменных договоров о разоружении? Без Запада советская власть обойтись не может и, надо сказать, никогда не могла.

Большевики, хоть и хвастают победами в одиночку: в Октябре, в гражданскую — против 14 стран интервенции, в Отечественную, на научно-техническом фронте, на самом деле одиноки они никогда не были. Все их, так называемые победы, стали возможны только при помощи и за счет других, более развитых стран. В мировом сообществе всегда у них было больше поддержки, чем противников. Не будет преувеличение сказать, что власть коммунистов в России рождена и выпестована самой Западной цивилизацией: ее идеями, ее общественной поддержкой, ее оружием и технологией. Разве октябрьский большевизм русское только явление? Сколько процентов русских было в ту пору в ЦК партии? 20? От силы — 30? В крови вождя, помимо, русско-калмыцкой, немецко-шведско-еврейская кровь. Ближайшие соратники Троцкий, Зиновьев, Свердлов, Сталин — вспомним их подлинный фамилии. А где отсиживался, формировался, обучался ЦК? На какой почве взрастал, где проводил свои съезды, печатал свои большевистские агитки? Где до апреля 17-го витийствовал Ленин? За рубежом. Как реагировало на Октябрьский переворот западное общество? В большинстве своем положительно. А Интернационал, мощные социалистические и коммунистические движения, выпестованные в недрах западного либерализма, революция в Германии, Венгрии, волнения во Франции, Англии? Разве все это не помогло большевикам? Я уж не говорю, что в первые годы большевиков поддерживал целый ряд партий в самой России.

Нет, никогда они не были одиноки и всегда стремились расширять, укреплять международные связи, при помощи которых жили и набухали кровью собственного народа. Откуда займы, специалисты, промышленники, техника в годы хозяйственного строительства? Куда тысячами направляли явно и тайно своих доморощенных на обучение, за технологическим опытом? Да тоже за рубеж. А в это время в России разрасталась метастаза концлагерей, репрессировалось наиболее активное, производительное население, опустошительными волнами прокатывался террор, унося миллионы жизней. Кто осудил за это? Влиятельные на Западе социалисты, коммунисты? Кумиры западной интеллигенции — Шоу, Фейхтвангер, Драйзер, Кюри или Жид? Нет, они славословили красным плакатикам и закрывали глаза, не хотели замечать то, что на самом деле происходит в стране.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лютый режим

Московские тюрьмы
Московские тюрьмы

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это первая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Зона
Зона

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это вторая книга из задуманной трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное
Арестованные рукописи
Арестованные рукописи

Обыск, арест, тюрьма — такова была участь многих инакомыслящих вплоть до недавнего времени. Одни шли на спецзоны, в политлагеря, других заталкивали в камеры с уголовниками «на перевоспитание». Кто кого воспитывал — интересный вопрос, но вполне очевидно, что свершившаяся на наших глазах революция была подготовлена и выстрадана диссидентами. Кто они? За что их сажали? Как складывалась их судьба? Об этом на собственном опыте размышляет и рассказывает автор, социолог, журналист, кандидат философских наук — политзэк 80-х годов.Помните, распевали «московских окон негасимый свет»? В камере свет не гаснет никогда. Это позволило автору многое увидеть и испытать из того, что сокрыто за тюремными стенами. И у читателя за страницами книги появляется редкая возможность войти в тот потаенный мир: посидеть в знаменитой тюрьме КГБ в Лефортово, пообщаться с надзирателями и уголовниками Матросской тишины и пересылки на Красной Пресне. Вместе с автором вы переживете всю прелесть нашего правосудия, а затем этап — в лагеря. Дай бог, чтобы это никогда и ни с кем больше не случилось, чтобы никто не страдал за свои убеждения, но пока не изжит произвол, пока существуют позорные тюрьмы — мы не вправе об этом не помнить.Книга написана в 1985 году. Вскоре после освобождения. В ссыльных лесах, тайком, под «колпаком» (негласным надзором). И только сейчас появилась реальная надежда на публикацию. Ее объем около 20 п. л. Это третья книга из  трилогии «Лютый режим». Далее пойдет речь о лагере, о «вольных» скитаниях изгоя — по сегодняшний день. Автор не обманет ожиданий читателя. Если, конечно, Москва-река не повернет свои воды вспять…Есть четыре режима существования:общий, усиленный, строгий, особый.Общий обычно называют лютым.

Алексей Александрович Мясников , Алексей Мясников

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное