Зонтик для террориста

Она послушно положила на стол пачку «Хоуп» и зажигалку. Я вытащил сигарету и закурил. Горький привкус. Впервые за несколько лет мои легкие медленно наполнились дымом, а потом опять сжались.

– Хочу спросить тебя.

– О чем?

– Где твой отец?

– Умер. Попал в аварию, когда мне было пятнадцать. Он был старше матери на пять лет. Работал в МИДе, а погиб, находясь на службе в консульстве в Америке. Разбился на машине. После этого мама вернулась в Японию. Но девичью фамилию брать не стала. Она ее терпеть не могла. Вообще она не придавала большого значения фамилиям, но, похоже, именно Эндо ее раздражала. В итоге от матери я больше услышала о тебе, чем о своем отце. Я как-то сказала ей об этом, а она ответила: «Об отце ты и сама все знаешь». Представляешь? Когда отец умер, мне было пятнадцать. Непростой возраст. Хорошо, теперь я выросла, но это не значит, что мне все равно. Есть на что обидеться. Сложно представить мать, которая говорит такое дочери, правда? Полный абсурд. Ужасно жестоко по отношению к отцу, ты так не думаешь?

– Думаю, – ответил я.

Мы помолчали. Я заговорил первым:

– Но она знала, где я живу. Почему она ни разу не подошла ко мне?

– Ты что, такой тупой? Мне казалось, беспечный и тупой – разные вещи. Но в тебе, похоже, прекрасно уживаются оба этих качества. Короче, мама до самой смерти любила тебя.

Я задумался над ее словами. Но не очень их понял. Я так и сказал:

– Я что-то не очень тебя понял.

– Вопрос гордости. Неужели ты не знаешь, что мамина гордость имела миллион вариаций?

– Не знаю, – ответил я.

Теперь пришла ее очередь вздыхать.

– Ладно, хватит. Лучше расскажи о ваших отношениях и случившемся в семьдесят первом году. Я хочу услышать твою точку зрения. А не СМИ.

Я немного подумал. Есть ли у нее право знать? Похоже, что да. Долг перед ее отцом и перед ней самой. Так мне показалось. Иначе я, наверное, принял бы другое решение.

– Хорошо, – ответил я. – Только имей в виду, мой рассказ коротким не будет.

– Конечно, я хочу знать все подробности.

Я задумался, с чего начать.

– Конец шестидесятых был эпохой студенческих волнений. [17]Наверное, тебе об этом известно.

– В общих чертах. Мама тоже немного рассказывала. Но знания мои глубокими не назовешь. Времена давние, превратились в легенду. Ваше поколение любит делиться своими заплесневевшими воспоминаниями, носятся с ними, как с писаной торбой.

Я снова грустно улыбнулся. Но, наверное, она была права. Для нее эти годы – что эпоха динозавров. Даже мне самому они кажутся странной легендой. Наверное, она считает их ностальгией нашего самоуверенного поколения. Этого я точно не знаю. Да и кто я такой? Помятый алкаш, разменявший пятый десяток. Те дни, словно старая фотография. Лежала где-то долго. И доставать ее не было никакого желания. Но сейчас двое погибших всколыхнули воспоминания. Что говорить – мы родились из этих выцветших лет.

– Это было в шестьдесят девятом году, – начал я.

6

В ту ночь я один сидел на крыше. В пронизывающе холодном ночном воздухе виднелись скопления ярко мигающих огней. Огни Сибуи. Я смотрел на них, не отрываясь. Казалось, вот они – совсем рядом. Было тихо. Лишь изредка доносился звук тупых ударов о стену. Даже камнеметательные машины не способны докинуть камни на крышу четырехэтажного здания. Больше никаких звуков, если не считать того, что я пел. «Девушка с длинными волосами» группы «Голден Капс». [18]Одна из популярных тогда песенок. Ее-то я и напевал. Свободно и беззаботно. Вдруг послышался голос: «Фальшивишь». Я оглянулся: ко мне шла Эндо, в плащ-палатке, выдыхая белый пар.

Я взглянул на нее и спросил рассеянно:

– Как там общее собрание?

– Продолжается. Мне надоело, и я сбежала. Кувано остался, так что потом узнаем у него, чем все закончилось.

– A-a. Можно тебя спросить кое-что?

– Что еще?

– А мне правда медведь на ухо наступил?

– А ты сам не чувствуешь?

– Нет.

Она с жалостью посмотрела на меня и покачала головой:

– Честно говоря, у тебя совсем нет слуха. Абсолютно. Но при этом ты так часто поешь. Вот и сейчас распеваешь свои легкомысленные песенки, когда только что захватили лекционный корпус Ясуда. [19]Ты вообще когда-нибудь задумывался о том, что происходит?

– То есть лучше петь «Интернационал» или «Варшавянку»?

– Идиот.

– Я люблю японские рок-группы. И «Битлз» люблю. Могу спеть «Лебединые слезы» «Окс». [20]Хочешь?

Она смотрела на меня, как на сороконожку. Так и сказала:

– У тебя чувства развиты хуже, чем у насекомого.

Тем не менее она положила локти на перила и молча стояла со мной, смотрела на огни Сибуи.

– Тебе не кажется несправедливым? – спросила она.

– Что?

– Мы здесь делаем все, что можем, и ребята в Ясуде держались до последнего, а в мире ничего не меняется.

– Ну да. Интересно, а в Сибуе в отелях Догэндзаки [21]есть свободные номера?

Я думал, она набросится на меня с кулаками, как обычно. Но она ничего не сказала. Мне показалось это немного странным, и я посмотрел на нее. Похоже, она была в шоке. Все, оказавшиеся в осаде, испытывали аналогичный шок. Девятнадцатое января. В тот вечер по радио передали о падении лекционного корпуса Ясуда в Хонго.