– Значит, и правило пяти процентов тебе известно?
– Нет, такого не знаю.
– Правило, которое власти ввели в конце восьмидесятых. Если акций свыше пяти процентов, включая аффилированные компании, необходимо ставить в известность Министерство финансов. Но ты, конечно, помнишь, как цены на акции начало трясти. Иными словами, «мыльный пузырь» стал лопаться.
Я кивнул. Как не помнить.
– Посмотри на схему. Я проанализировал еженедельный рост цен на акции. В октябре девяностого года – наивысшая цена, четыре восемьсот. Через два месяца, после того как Хусейн вторгся в Кувейт. При этом средний показатель Никкэй
[54]за какие-то десять месяцев упал на восемнадцать тысяч иен. А у «Фартека» – резкий рост по сравнению с падением ниже тысячи за год до этого.Я в этих делах разбирался как свинья в апельсинах. Поразмыслив над тем, что сказал Асаи, я спросил:
– Значит, кто-то скупил акции?
– Да. В Кабуто-тё
[55]одно время бушевал скандал с участием то ли гонконгского игрока, то ли какого-то новичка. Дело в том, что в те годы бывали случаи, когда японские игроки, покупая депозитарные расписки, инсценировали покупку акций иностранцем. Рынок отреагировал, скупка акций началась. Однако компания «Мирна энд Рос» официально заявила о себе. Поначалу все решили, что это корпоративный шантаж –– И что это за компания?
– Я тоже немного занимаюсь акциями. И попросил одно агентство по ценным бумагам выяснить ситуацию. Вроде бы это нью-йоркская инвестиционная компания. Подробностей не знаю, похоже, она вкладывает капитал в разных странах. Но посмотри. Если средняя продажная цена – две тысячи иен, инвестиций на миллиард. Непонятно, почему иностранцев заинтересовал «Фартек». Финансовое положение у них действительно хорошее, но показатель Р/Е у японских предприятий выше в три-четыре раза по сравнению с другими странами. Иначе говоря, цена завышенная. Для предприятий, занимающихся высокими технологиями, это, в общем-то, понятно, но здесь производитель текстильных изделий, одновременно занимающийся торговлей.
– Каким образом эта компания связана с кланом Эгути?
– Мне неизвестно. Три года прошло, как я ушел из Эгути. К тому же в последнее время у меня голова была забита тем, как отделиться от них, так что до остального руки не доходили. Но я точно могу сказать, связь возникла позже.
– Другими словами, три года назад клан Эгути влез в наркобизнес. Мы сейчас не берем отношения с «Фартеком». Было это в девяностом году.
Асаи кивнул, нахмурившись. Наверное, ему не хотелось распространяться о делах клана, к которому он когда-то принадлежал.
– Сколько времени требуется на скупку акций?
– Зависит от конкретного случая. Наверное, имели место и прямые сделки, то есть один на один, но, учитывая количество купленных акций, без скупки на бирже не обойтись. Думаю, год как минимум.
– Как ты считаешь, это как-то связано со мной? С заурядным барменом заурядного бара?
Асаи грустно улыбнулся:
– Действительно. Отвечая на твой вопрос, я слишком уклонился от темы. Я и не собирался рассуждать об акциях. Надо бы побольше разузнать о той компании. Мне самому интересно.
– Что ты, спасибо за полезную информацию. А с кем конкретно из клана Эгути они связались?
– Ты меня об этом не спрашивай. Разузнай сам. Дело несложное.
Ну и глупость я сморозил. Я кивнул и сказал:
– Так и сделаю.
Асаи оставался последовательным. Я чуть не забыл, кто он такой. Но он был якудза и хорошо помнил законы своего мира. Даже слишком хорошо. И гордился этим.
– Одно я сегодня понял, – сказал я.
– Что именно?
– У меня в баре ты выглядел очень сурово. Наверное, подозревал, что я имею отношение к наркотикам?
– Точно. Думал, ты ими приторговываешь. «Фартек» не выходил у меня из головы. Вот и решил на тебя посмотреть.
– Поэтому и отпечатков пальцев не оставил? Асаи кивнул:
– Да, поэтому. После того как я ушел из полиции, меня ни разу не привлекали, но мои отпечатки пальцев в полиции есть. На собеседовании при приеме на работу берут.
– Но почему ты так ненавидишь наркоту?
Асаи взглянул на меня, изменился в лице и тихо сказал:
– У меня жена умерла от передоза. «Колес» наглоталась. Четыре года назад.
Немного помолчав, я произнес:
– Прости. Мне не надо было спрашивать.
– Ничего. Дело прошлое.
– Четыре года назад. Не такое уж это прошлое.
– Да? Ты ведь двадцать два года скрывался. Из-за друга. Он ведь другом тебе был, да?
Я промолчал.