— Значит, и правило пяти процентов тебе известно?
— Нет, такого не знаю.
— Правило, которое власти ввели в конце восьмидесятых. Если акций свыше пяти процентов, включая аффилированные компании, необходимо ставить в известность Министерство финансов. Но ты, конечно, помнишь, как цены на акции начало трясти. Иными словами, «мыльный пузырь» стал лопаться.
Я кивнул. Как не помнить.
— Посмотри на схему. Я проанализировал еженедельный рост цен на акции. В октябре девяностого года — наивысшая цена, четыре восемьсот. Через два месяца, после того как Хусейн вторгся в Кувейт. При этом средний показатель Никкэй[54]
за какие-то десять месяцев упал на восемнадцать тысяч иен. А у «Фартека» — резкий рост по сравнению с падением ниже тысячи за год до этого.Я в этих делах разбирался как свинья в апельсинах. Поразмыслив над тем, что сказал Асаи, я спросил:
— Значит, кто-то скупил акции?
— Да. В Кабуто-тё[55]
одно время бушевал скандал с участием то ли гонконгского игрока, то ли какого-то новичка. Дело в том, что в те годы бывали случаи, когда японские игроки, покупая депозитарные расписки, инсценировали покупку акций иностранцем. Рынок отреагировал, скупка акций началась. Однако компания «Мирна энд Рос» официально заявила о себе. Поначалу все решили, что это корпоративный шантаж —— И что это за компания?
— Я тоже немного занимаюсь акциями. И попросил одно агентство по ценным бумагам выяснить ситуацию. Вроде бы это нью-йоркская инвестиционная компания. Подробностей не знаю, похоже, она вкладывает капитал в разных странах. Но посмотри. Если средняя продажная цена — две тысячи иен, инвестиций на миллиард. Непонятно, почему иностранцев заинтересовал «Фартек». Финансовое положение у них действительно хорошее, но показатель Р/Е у японских предприятий выше в три-четыре раза по сравнению с другими странами. Иначе говоря, цена завышенная. Для предприятий, занимающихся высокими технологиями, это, в общем-то, понятно, но здесь производитель текстильных изделий, одновременно занимающийся торговлей.
— Каким образом эта компания связана с кланом Эгути?
— Мне неизвестно. Три года прошло, как я ушел из Эгути. К тому же в последнее время у меня голова была забита тем, как отделиться от них, так что до остального руки не доходили. Но я точно могу сказать, связь возникла позже.
— Другими словами, три года назад клан Эгути влез в наркобизнес. Мы сейчас не берем отношения с «Фартеком». Было это в девяностом году.
Асаи кивнул, нахмурившись. Наверное, ему не хотелось распространяться о делах клана, к которому он когда-то принадлежал.
— Сколько времени требуется на скупку акций?
— Зависит от конкретного случая. Наверное, имели место и прямые сделки, то есть один на один, но, учитывая количество купленных акций, без скупки на бирже не обойтись. Думаю, год как минимум.
— Как ты считаешь, это как-то связано со мной? С заурядным барменом заурядного бара?
Асаи грустно улыбнулся:
— Действительно. Отвечая на твой вопрос, я слишком уклонился от темы. Я и не собирался рассуждать об акциях. Надо бы побольше разузнать о той компании. Мне самому интересно.
— Что ты, спасибо за полезную информацию. А с кем конкретно из клана Эгути они связались?
— Ты меня об этом не спрашивай. Разузнай сам. Дело несложное.
Ну и глупость я сморозил. Я кивнул и сказал:
— Так и сделаю.
Асаи оставался последовательным. Я чуть не забыл, кто он такой. Но он был якудза и хорошо помнил законы своего мира. Даже слишком хорошо. И гордился этим.
— Одно я сегодня понял, — сказал я.
— Что именно?
— У меня в баре ты выглядел очень сурово. Наверное, подозревал, что я имею отношение к наркотикам?
— Точно. Думал, ты ими приторговываешь. «Фартек» не выходил у меня из головы. Вот и решил на тебя посмотреть.
— Поэтому и отпечатков пальцев не оставил?
Асаи кивнул:
— Да, поэтому. После того как я ушел из полиции, меня ни разу не привлекали, но мои отпечатки пальцев в полиции есть. На собеседовании при приеме на работу берут.
— Но почему ты так ненавидишь наркоту?
Асаи взглянул на меня, изменился в лице и тихо сказал:
— У меня жена умерла от передоза. «Колес» наглоталась. Четыре года назад.
Немного помолчав, я произнес:
— Прости. Мне не надо было спрашивать.
— Ничего. Дело прошлое.
— Четыре года назад. Не такое уж это прошлое.
— Да? Ты ведь двадцать два года скрывался. Из-за друга. Он ведь другом тебе был, да?
Я промолчал.