Зоопарк доктора Менгеле

Их последний день на Мадейре. Завтра они разъедутся, и каждый отправится на свою собственную акцию locos lobos. Ильдебранда – в Канаду, Ховина – в Малайзию, Орландо – в Германию, а Мино – вновь в США. Через четырнадцать дней они встретятся в Париже. Если все пойдет по плану, к этому моменту мир избавится от четырех своих злейших врагов. И получит новое послание, подписанное Морфо, Арганте, Дафлидис и Клеопатрой.

В этот раз у послания будет приложение: они обратятся ко всем разумно мыслящим людям Земли, всем, у кого есть силы, ресурсы и желание, всем, для кого интересы планеты важнее личных, всем, кто считает, что обладает качествами бабочки. Они призовут их создавать новые террористические группировки по образцу группировки «Марипоса».

Движение уже было запущено. По всему миру кипело общественное мнение. В последние недели в газетах появилось все больше статей, дававших повод для оптимизма. Они поняли, что в своих мыслях они совсем не одиноки.

– У меня мурашки по коже, – сказал Орландо. – Как в те времена, когда я приставлял нож к горлу свиньи и произносил краткую молитву Святому Руперту, покровителю всех настоящих свиней, от имени несчастного животного, я молился о том, чтобы кровь, которая сейчас польется из сосудов, напитала всех обитающих в почве тварей. Если бы я ошибся и вонзил нож неверно, свинья бы издала душераздирающий крик, разбудив всех соседей, иногда ей даже удавалось вырваться из веревок, которыми я ее связывал, и она носилась по кругу, заливая все кровью, сочившейся из ее шеи. Такие свиньи не хотели отдаваться Святому Руперту, деревенские женщины ели мясо таких свиней с большим сомнением.

– Зачем ты это рассказываешь? – вытянувшись на пляжном полотенце, Ховина посасывала апельсин. Мино и Орландо забрались на тетраподы, высматривая маленьких крабиков, ползавших повсюду.

– Затем, что сейчас у меня такие же мурашки. Разве мы завтра не собираемся забить парочку свиней? Думаю, ты бы с удовольствием посмотрела на то, как там его, свинский Ойобон-бойобон с воплями носится по комнате после вонзившейся в его спину стрелы?

– Не понимаю, о чем ты. К тому же, я думаю, ты выдумываешь все свои героические поступки. Никогда не слышала ни о каком Святом Руперте, – и Ховина перевернулась на спину.

– Хо-хо, ты никогда не слышала о Святом Руперте, правда? Ну тогда я…

– Перестань, Орландо! – голос Ховины звучал очень строго.

Орландо вытащил леску и удивленно покачал головой, поглядывая на Ховину. Их взгляды встретились. Они долго смотрели друг другу в глаза. Затем Орландо склонил голову и сказал:

– Хорошо, Ховина. Я понял. Ты боишься. Я тоже боюсь. Мы не знаем, как все это кончится.

– Я не знаю, как все это началось, – тихо сказала Ховина. – Когда я была маленькой, мать с отцом часто ссорились, иногда отец бил меня или ругался на меня за то, что я была всего лишь слабой девочкой, не способной перенять гордые семейные традиции и управлять всей собственностью. Тогда я убегала в окружавший дом большой сад. Там был заросший уголок, это было мое секретное убежище, мои личные маленькие джунгли. Я приходила туда, когда мне было грустно или страшно. Я разговаривала с цветами, с листьями и насекомыми, и каким-то невероятным образом я чувствовала, что они понимают меня. Я ненавидела взрослых, ненавидела людей, всех этих жутких людей вокруг моего отца, они кланялись, унижались и не сопротивлялись садистским наклонностям моего отца. Он был настоящим садистом, ему доставляло огромное удовольствие всадить зажженную сигарету в глаз своему подчиненному или укусить за сосок секретаршу. Я видела, как по его брюкам расплывается влажное пятно, когда он творил очередную гнусность. Я могла прятаться в саду несколько дней подряд, я ела землю и жуков, говорила с цветами. Они одни понимали меня. Позже, в университете, я узнала имя того, кого ненавижу, я поняла, что ненавижу не всех людей на земле, а только некоторых из них. Тех, кто при помощи власти, насилия и унижения порождает бедность, голод и болезни. Тех, кто уничтожает землю. Я любила революционеров, тех, кто захватывал университет и боролся с правящей элитой. Я любила их, но и боялась их. Они так узко мыслили, их взглядам не хватало целостности, перспективы, зоркости и внимательности. Лишь познакомившись с тобой и Мино, я узнала, чего я хочу. Но я чувствую себя такой маленькой, Орландо, такой никчемной и жалкой. Иногда мне кажется, что мы слепы в своем стремлении добраться до таких высот, в которых ничего не смыслим. Никто из нас не говорит о смерти или о будущем. Я не боюсь смерти, но боюсь боли, как физической, так и той, которая приходит, когда я думаю о будущем.

Орландо так сильно намотал леску на указательный палец, что тот побелел. Потом он бросился к Ховине и нежно погладил ее по бедрам, по мягкой коже вокруг пупка, поцеловал жемчужины соли на ее плечах.