– Все судьи мира мечтают увидеть, как нам отрубят голову, расчленят на мелкие кусочки и выбросят крысам, ведь мы вмешались в Священный Экономический Порядок и разрушили мировой баланс, уничтожив собак-поводырей – чесоточных горбатых дворняжек, вцепившихся в спину Матери Земли. Умирают одни дворняги, на смену им приходят другие – чувствительные, осторожные, бдительные. Они почуяли запах своей вонючей крови. Мы объявили им войну, и эта война продолжится даже после того, как мы отойдем от дел. Мы не сможем жить в Европе, нам не нравится в Африке и в Азии. Мы не можем вернуться в нашу страну и стать теми, кем были раньше. Мы невидимые, безымянные. И должны остаться такими на веки вечные. Возможно, даже нашим детям не придется узнать, кто мы такие на самом деле. Но грустит ли из-за этого Орландо? Грустит ли Орландо оттого, что десять тысяч судей мечтают скормить его крысам? Грустит ли он о тех жертвах, которые утонули в бездонном колодце тщеславия? Грустит ли он оттого, что не сможет жить в Барселоне и ходить по ночным клубам Парижа? Грустит ли он оттого, что у него больше нет имени? Нет, Орландо совершенно не грустит от всего этого. Ему грустно лишь оттого, что Мино, ужасный Морфо, Волшебник, Отец Чудес, не верит, что его друзья разделяют его тоску по сверкающей реке и маленькой деревушке с побеленными домиками в сердце джунглей. Мы все еще богаты, в наших ящиках лежит золото, а в карманах – купюры, мы можем построить в джунглях целый замок, там, где только пожелаем. Мы можем придумать хитрые ловушки на гринго и расставить их по всему лесу, чтобы обеспечить себе покой. Так что, Мино, прочисть свою голову, наконец: мы верим в наше будущее!
– И вот еще что, – продолжил он, обводя водную гладь таким взглядом, словно перед ним стояла его собственная непобедимая флотилия, – возможно, произойдут еще бо́льшие чудеса. Если мир и дальше будет сходить с ума, мы рискуем оказаться героями.
Затем он подпрыгнул на камне, на котором стоял, перевернулся в воздухе и нырнул в воду. На поверхность поднялись зеленые пузыри.
Мино покачал головой и посмотрел на Ховину и Ильдебранду. Они кивнули.
– Мы не шутим, – сказала Ховина. – Мы совершенно серьезно обдумали наше решение об индейцах. Все получится. Если мы успокоимся по поводу того, что совершили. Если все было не зря.
Ильдебранда разделила волосы на две толстые косы. Она поймала взгляд Мино.
– Я помню, как увидела тебя в первый раз, – сказала она. – На вечеринке Орландо, где мы ели свинину. Уже тогда я поняла, что вы двое перевернете мир, если захотите. Ты сиял там и источал энергию, словно электростанция, от тебя исходили настоящие электрические волны, и в то же время ты был неуловимым силуэтом, который обрел плоть и кровь только после того, как я тебя потрогала. Иногда мне все еще кажется, что ты лишь дух. Когда я была одна, когда мне предстояло убить кого-то, я все время думала, что ты действительно дух. И поэтому все будет хорошо. И так и случилось.
– Я не понимаю, – сказал Мино. – Я что, выгляжу как дух?
Он посмотрел на свое отражение в воде.
Ильдебранда и Ховина рассмеялись.
– Нет, ты не выглядишь как дух. Но ты делаешь много такого, что кажется чистым колдовством. Ты непревзойденный фокусник, ты рассказываешь о богах индейцев и о фантастических существах, ты достаешь золото с морского дна, словно это совершенно обычное дело, ты планируешь совершенно невозможные акции, которые на деле оказываются простыми, как детская игра, – Ховина подняла камень. – И я совсем не удивлюсь, если ты заставишь этот камень взлететь.
Мино опустил глаза. Ему не хотелось смотреть на камень, который держала в руках Ховина. Мельком взглянув на него, Мино почувствовал, как кровь прилила к его щекам. Он был подозрительно похож на тот, который он сам держал в руках совсем недавно. Красный камень с застывшими в нем кристаллами. Он исчез из его руки, когда он сидел, размышляя, на скамейке у университета в Калифорнии. Там, где студенты были детьми.
Ховина бросила камень в воду, и тот с плеском исчез в волнах. Орландо вылез из моря и отряхивался как собака. В руке у него была губка, которую он нашел на морском дне.
– Вот этой губкой, – сказал он гордо, – я буду тереть себе спину после того, как потный и усталый вернусь домой с моего собственного поля с корзиной сверкающих спелых томатов. Или папайи. А может быть, сочных таро.
– Спасибо, – сказал Мино. – Спасибо за то, что ты сказал. Я знаю, что вы действительно так считаете, хотя и не могу этого до конца понять. В последнее время я многого не понимаю. Я с трудом осознаю, почему небо голубое. Точно такое, как и всегда. Я не могу понять даже этого.
– Ерунда, – хмыкнул Орландо. – Если долго вглядываться в небо, увидишь фигуру кондора. Большого кондора. Едва заметные полоски показывают направление его полета. Кондоры возвращаются домой.
Они поплыли обратно. Забрали свою одежду и вернулись по пляжу в пансион. Вечером они сидели, потягивая белую ракы, и смотрели, как красное солнце исчезает в море.