Зоопарк в моем багаже

Так и с этим пригорком. Тропа шла к нему не прямо, а причудливо петляла между стволами. В конце концов я решил, что смотрел не на тот пригорок, когда Элиас объяснял мне дорогу. Но в эту самую минуту тропа определенно пошла в гору, и стало ясно, что мы достигли подножия. Элиас сошел с тропы и нырнул в заросли, обрубая колючие кусты и свисающие лианы. Он шумно дышал, но ноги его беззвучно ступали по мягкому перегною. И вот уже мы карабкаемся по такому крутому склону, что порой ступни Элиаса оказываются вровень с моими глазами.

Большинство холмов и гор Камеруна сложены очень своеобразно, подниматься на них нелегко. Дети древнего вулканического извержения, они выброшены вверх могучими подземными силами. Поражают их геометрически правильные очертания. Тут и безупречные равнобедренные треугольники, и острые углы, и конусы, и кубы. Кругом вздыбилось столько разнообразных фигур, что я не удивился бы, встретив тут наглядное пособие, демонстрирующее какую-нибудь особенно сложную и заковыристую теорему Эвклида.

Горка, склоны которой мы теперь штурмовали, представляла собой почти правильный конус. Уже через несколько шагов она показалась нам гораздо круче, чем в первый момент, а спустя четверть часа мы готовы были поклясться, что склон у нее совсем отвесный. Элиас поднимался вверх очень легко, словно шагал по ровной грунтовой дороге, ловко ныряя и петляя между ветвями и кустами. Мы с Бобом, обливаясь потом и задыхаясь, брели следом, порой на четвереньках, и старались не отставать. Наконец перед самым гребнем скат выровнялся, сменившись широким уступом, и сквозь чащу мы увидели пятидесятифутовую гранитную скалу с кустиками папоротника и бегонии. У основания скалы громоздились огромные, сглаженные водой глыбы.

– Вот это место, маса, – сказал Элиас, останавливаясь и водружая на камень свой толстый зад.

– Очень хорошо, – в один голос отозвались мы с Бобом и сели, чтобы отдышаться.

Когда мы передохнули, Элиас повел нас через осыпь к нависающему выступу скалы. Сделав несколько шагов под этим карнизом, он вдруг замер на месте.

– Вон там их дом, маса, – сказал он, обнажая в гордой улыбке свои замечательные зубы.

Он показывал на скалу. В десяти футах над нами я увидел гнездо плешивой сороки.

С первого взгляда оно напоминало большущее ласточкино гнездо, слепленное из красновато-бурой глины и маленьких корешков. В нижней части гнезда бахромой свисали стебли и корешки подлиннее. Трудно было понять, то ли это неаккуратная работа птиц, то ли намеренный камуфляж. Во всяком случае пряди травы и корешков маскировали гнездо, и на первый взгляд оно казалось попросту кочкой, которая пристала к бугристой, источенной струями воды скале. Гнездо было с футбольный мяч. Карниз наверху надежно защищал его от дождя.

Первым делом надо было установить, есть ли кто-нибудь в гнезде. К счастью, как раз напротив росло высокое молодое деревце. Мы по очереди залезали на него и заглядывали в гнездо. Увы, оно оказалось пустым. Правда, все было готово для кладки яиц, на дне лежала сплетенная из тонких корешков пружинистая подстилка. Чуть подальше мы заметили еще два гнезда. Одно из них – совсем готовое, как и первое, другое закончено только наполовину. Но ни птенцов, ни яиц...

– Если мы спрячемся, сэр, птицы скоро прилетят, – сказал Элиас.

– Ты уверен? – с сомнением спросил я.

– Да, сэр, честное слово, сэр.

– Хорошо, подождем немного.

Элиас отвел нас к пещере. Вход в нее был почти завален огромным камнем, и мы спрятались за этим естественным прикрытием. Отсюда отлично было видно скалу с гнездами. Оставалось только ждать.

Солнце уже спустилось к самому горизонту, лес помрачнел. Сквозь путаницу лиан и листвы над нашей головой небо казалось зеленым с золотыми пятнами, словно между кронами проглядывал могучий бок огромного дракона. Появились совершенно особые вечерние звуки. Издали доносился ритмичный гул, как будто на скалистый берег обрушивался прибой. Это прыгала с дерева на дерево стая обезьян, торопясь к месту ночлега. Сквозь гул прорывались крики "ойнк... ойнк...". Обезьяны прошли где-то под нами у подножия горки, но заросли были слишком густы, чтобы мы могли что-либо разглядеть. За обезьянами следовала обычная свита птиц-носорогов; в полете их крылья производили неожиданно громкие, отрывистые звуки. Две птицы с шумом опустились на ветви над нами, эффектно выделяясь на фоне зеленого неба, и затеяли какой-то долгий и серьезный разговор. Они кивали и качали головой, широко открывали большие клювы, кричали и истерически всхлипывали. Их фантастические головы с огромными клювами и толстыми продолговатыми наростами напоминали зловещие бесовские маски цейлонского танца.