Зоосити

В свое время я выпила свою долю сомнительных жидкостей и еще больше дряни впустила в организм через кровоток. Как-то лет в пятнадцать я глотнула денатурата из бутыли — мы украли ее в подсобке художественного магазина. Дрянь оказалась страшная. Потом меня долго выворачивало наизнанку.

— Если вы думаете, что я стану это пить, вы ненормальный!

— Перестань сопротивляться! — говорит он и так резко прижимает жестяную кружку к моим губам, что я прокусываю губу. Ошеломленная, я глотаю; гадость стекает вниз по горлу. Она теплая, склизкая, горькая и сладкая, как раздавленные личинки, вышедшие из пищеварительной системы крысы. Как дерьмо, смерть и гниль, вместе взятые. Ленивец соскальзывает с моей спины; он как-то обмяк, словно мешок с утопленными котятами. Я падаю на четвереньки; задыхаюсь, кашляю, но из меня выходят только длинные нити слюны. Потом начинаются судороги.

Мне три года; я сижу в парке и ем мелкие розовые цветочки клевера. Они невыносимо горькие; я вздрагиваю всякий раз, как разжевываю очередной цветок. И все-таки тянусь за следующим. Тандо падает с горки; я замечаю это лишь краем глаза. Я слишком сосредоточена на том, что жую горькие цветочки. Тандо подбегает ко мне и с гордостью показывает разбитую коленку. По его ноге течет кровь, липкая, как мед.

Человек в резиновых перчатках и маске соскребает комочки мозга и кусочки черепа Тандо с куста маргариток.

Мои родители не приходят на процесс. Я пытаюсь дозвониться им с тюремного телефона-автомата; на экране мигают секунды, которые отсчитывают, сколько времени мне еще осталось, пока не закончатся деньги.

Я хожу туда-сюда у входа в отделение скорой помощи клиники имени Шарлотты Махеке, курю одну сигарету за другой — практически глотаю их. В голове одна-единственная мысль: «Только не умирай!» Я еще под кайфом и не замечаю, как от деревьев отделяются тени. Они все больше сгущаются. Так же в определенном состоянии ведут себя плесневые грибки: они собираются вместе, притягиваются, образуют гигантское сообщество. Только плесневые грибки распространяются не с таким жутким хлюпающим звуком — громким, словно небо вспарывает самолет. Плесневые грибки не являются по твою душу, чтобы утащить тебя во мрак.

Тандо — мой вечный спаситель, рыцарь на белом коне — тащит меня вниз по лестнице «Роскошных апартаментов Белэм», совсем не роскошных и далеко не апартаментов. Я упираюсь, то ругаю его, то бессмысленно хохочу. На нас тупо глазеют наркоманы; они стоят на пороге своих номеров, но никто не вмешивается — им в лом. Моим родителям тоже, видимо, надоело вытаскивать меня из дерьма.

— Мать твою, оставь меня в покое! — Я смеюсь и кричу, лягаюсь, пинаюсь, размахиваю руками. Брат толкает меня к новенькому «фольксвагену-поло», который он купил после того, как его повысили. — Почему ты не можешь оставить меня…

Сонгвеза красит ногти в ярко-алый цвет в своей безликой спальне. Закончив, она вытягивает ноги и рисует на внутренней стороне бедер узкие полоски, похожие на порезы.