Зорге. Загадка «Рамзая». Жизнь и смерть шпиона

В свое время среди журналистов, работавших в Токио, получили широкое распространение слухи о том, что после многих месяцев торга между Москвой и Токио Зорге все же тайно обменяли на высокопоставленного японского шпиона, захваченного в России. Факты, подтверждающие, что такие обмены имели место в прошлом, ныне широко известны. Однако решающее доказательство того, что Советский Союз готов был пойти на сделку, чтобы выручить своего шпиона, появилось лишь в 1962 году, когда полковника Абеля, бывшего резидента ГБ в Соединенных Штатах, обменяли на пилота американского самолет шпиона У-2 Френсиса Гарри Пауэрса.

Мы приведем здесь лишь пару деталей, не нашедших документального подтверждения, не давая никаких комментариев:

Западные дипломаты, хорошо знавшие Зорге еще по довоенным годам в Японии, утверждают, что они видели его — несколько поседевшего и более морщинистого — в шанхайском баре в 1947 году.

Ходили слухи, что после 1945 года Зорге занимал высокий пост в штаб-квартире ГРУ Но это только слухи. Или загадки?

Тогда вот еще одна.

В свои мемуарах Вальтер Шеленберг писал:

«Зорге был разведчиком-одиночкой, верившим, пожалуй, в возможность искреннего примирения между Россией и Германией в результате установления нового (коммунистического) общественного строя; большую роль в развитии его мировоззрения сыграло происхождение (его мать была русской, а отец много лет прожил в России). Он не только отвергал национал-социализм и фашизм, но, видимо, в глубине души испытывал к нему величайшую ненависть.

Объяснить, почему русская разведка столь щедро предоставила ему большую личную свободу действий, — вопреки своему обыкновению направлять деятельность своих агентов строгими директивами — мне представляется возможным только тем, что русские правильно поняли характер Зорге. Они знали, что Зорге может приносить пользу, только живя в обстановке «презренной» свободы, к которой он, несмотря на свое отрицательное отношение к буржуазному образу жизни, был приучен с детства, воспитываясь в традициях западного индивидуализма. И то, что он ни в своих показаниях, ни во время длительного заключения в Японии не только не признался, но и словом не обмолвился о своем сотрудничестве с Берлином, можно в равной степени объяснить его сильной индивидуальностью и своенравием — его связывали с бывшим командиром подводной лодки, кавалером ордена Pour le merites фон Ритгеном личные узы, и в рамках политической игры такая дружба оставалась для него неприкосновенной. Такой вывод, я думаю, позволяет сделать информация, которую он поставлял, так как Зорге, при всем своем неприятии национал-социалистского режима, ни разу не сделал попытки дезинформировать нашу разведку».