— Страху-то, страху натерпелся я, боярин Родивон Зиновеич, — трясся в ознобе Версень. — Из пьггочной избы я.
— Свят, свят, — пугается Твердя и отмахивается от Версеня пухлыми ладошками.
А боярин продолжает шептать:
— Васька-то, Васька с дьяком Федькой Серого казнят. Лизута, боярин, донос учинил… Серый не вытерпел пыток, на боярина Яропкина указал.
— О Господи, — крестится Твердя, — терновый венец нести Яропкину. Не очухался еще от казанского глумления, в московское попал.
— Упредить бы боярина, — предложил Версень. — Авось в Литву сбег бы.
— Нет, — крутит головой Твердя. — Дознается Васька, нам вместо Яропкина не миновать пыточной избы. Не могу с огнем играть, боярин Иван Микитич, не хочу!
Из опочивальни недовольный голос боярыни Степаниды позвал Твердю:
— Родивон!
Тот поспешил выпроводить Версеня, на ходу приговаривая:
— Пусть его, Иван Микитич, своей судьбы не минуешь.
Версень впопыхах шапку в горнице забыл. Вспомнил о ней уже во дворе. Не захотел ворочаться. Понурившись, побрел ночной пустынной улицей.
Боярыня Яропкина укараулила государя, когда тот с братом Дмитрием из псарни ворочался, и, пышнотелая, ухоженная, плюхнулась ему в ноги.
За государев кафтан вцепилась, откуда и речь обрела, а раньше, бывало, в иной день и слова не вымолвит.
А Василий Яропкину слушать не желает, хмурится. Дмитрий отвернулся, жаль боярыню, унижение терпит.
Вырвался Василий, отошел.
Яропкина бранью разразилась, вслед государю кулаком грозит.
Василий покрутил головой:
— Вишь, каким голосом взвыла, старая волчица. Поглядим, како запрыгаешь у Федьки в пыточной, поглядим…
Дмитрий будто не расслышал.
— Онемел ты, брате, — сказал Василий, — вижу, не по нутру тебе мое обхождение. Ты, верно, мыслил, я ослушников по голове гладить учну?
— Тебе видней, ты государь, — поспешил сказать Дмитрий.
— Это верно. Власть свою я един держу, как и отец наш. Супротивников караю. А вдругорядь за все, где князем ли, боярином по их неразумению что-либо натворилось, спрос строгий учиню. Мыслишь ли, на что намек?
Дмитрий кивнул. Василий, не довольствуясь этим, сказал:
— За подобное казанскому, где полки наши срам приняли по княжьей и боярской дури, казнить велю.
И круто повернул от Дмитрия, оставив его одного.
Глава 6
Литовская угроза
Со времени Ягайла Великое княжество Литовское связано с польским королевством унией[15]
. На засилье польских панов литовцы ответили восстанием. Его возглавил князь Витовт. Литовцы заставили Ягайла считаться со своей самостоятельностью.В битве при Грюнвальде[16]
русские и литовско-польские полки разгромили немцев-рыцарей, намерившихся огнем и мечом поработить славян.Выросло и усилилось Великое княжество Литовское. На юге оно подступало к Черному морю; на севере — почти до Балтийского; на востоке выдалось за Торопец, Вязьму и Мценск, Минск и Киев, Оршу и Смоленск, искони русские города и земли, захватили литовские князья.
Государь Иван Васильевич, не пустив орду Ахмата на Русь, ходил в лето 1494-е на Литву и хотя городов тех не воротил, но многие деревни и села все же отобрал.
Король Польский и великий князь Литовский Александр не признал того. После смерти государя Ивана Васильевича он звал ливонского магистра Плетенберга к совместному походу на Русь, но магистр не решился.
Ко всему в ту пору в Литву вторглись крымцы.
Во главе литовских полков, давших отпор орде хана Менгли-Гирея, встал маршалок Михайло Глинский.
Был князь Михайло богат и могуч. Корнями род его уходил к тем литовским князьям, какие перемешали свою кровь с татарской. Несколько языков знал маршалок и во многих государствах побывал. Богат князь Михайло без счета. Любимец короля и великого князя Александра, Глинский считался в Литве некоронованным королем…
Еще верст за сто от Вильно Курбский пересел из колымаги в открытый возок. Весна брала свое. Открывшаяся от снега земля паровала пряно. Стаи воронья бродили по пахоте, рылись в бороздах. Поодаль, у леса и реки, стоял мрачный замок. Высокие крепостные стены и круглые башни, глубокий ров вокруг с единственным мостком, а за замком село. Избы, крытые соломой, рубленый овин на пригорке.
Нелюдимо и мрачно смотрит замок на мир своими узкими прорезями окон-бойниц. Построенный в начале XIV века, он защищал своих господ от внешних врагов и грозил непокорным холопам.
Возок замедлил ход и, скрипя колесами, остановился. Курбский очнулся, посмотрел вопросительно на ездового.
От головы поезда навстречу шел спешенный шляхтич. У него одутловатое лицо и пушистые, опущенные книзу усы, темный кунтуш на плечах. Курбский издалека узнал дворецкого князя Глинского, удивился. Дворецкий приблизился, поклонился с достоинством:
— Ясновельможного пана князь Михайло просит в гости.