Читаем Зори не гаснут полностью

— Черт возьми, здорово. А может быть, вы народу нашему могли бы рассказать? А? Лекцию подготовить. Для вас это нетрудно.

ВЕСНА РАЗБИВАЕТ ЛЬДЫ

Дует настойчивый южный ветер. Как голуби, воркуют ручьи в кюветах. Нежные, теплые облака текут над вершинами пихт. В сибирской весне есть что-то ласковое, женственное и, вместе с тем, мужественное, сильное, стремительное.

Никогда в жизни я не ждал весну так нетерпеливо, как в нынешнем году. Устал от холода, вьюг. Каждую ночь перед сном выхожу постоять на крыльце. В мутном небе шумит хвоя невидимых пихт. Ветер приносит из-за протоки то затихающий, то громкий натужный рокот моторов. Трактористы на острове поднимают луговую целину. Это Новиков на днях обратился к ребятам с предложением поднять на лугах сто гектаров целины и засеять ее кукурузой. Великолепная целинная земля обойдется здесь дешево — не надо корчевать лес. Она лежит жирная, никогда не паханная, ожидая плуга. Новиков подсчитал, что если кукуруза уродится и скосить ее на силос, то весь скот Озерской фермы будет обеспечен на зиму хорошим кормом, повысятся удои молока, и можно будет приступить к выдаче молочных продуктов по трудодням. Это первый шаг к освобождению колхозников от личного хозяйства. Теперь, когда техника передана колхозам, новую задачу решить легче.

Добровольцами вызвались работать на острове Костя, Алешка, Андрей Окоемов и трое прицепщиков. По последнему, уже посиневшему, хрупкому льду ребята перегнали на остров тракторы и сеялки. Алешка взял с собою баян, Костя стопку книг, связанных голубой ленточкой. Костя шутит:

— В Антарктику отправляемся!

Недавно состоялось заседание исполкома. Я докладывал о своей работе. Многое одобрили. Климов в шутку сказал, что я очень «надоедливый» и «не мытьем, так катаньем» своего добиваюсь. Говорили о строительстве больницы. Плотники кончают рубить стены. Пора позаботиться о гвоздях, шифере, закупить стекло. Следует сделать заявку на кадры. Если все пойдет ладно, осенью переберемся в новую больницу. Это радует, но все-таки мне плохо. Очень плохо. Мучительно видеть Надю — родную, самую близкую на свете, — холодной, бесконечно далекой. При редких встречах со мной взгляд ее безразлично скользит мимо. Значит, я противен ей. Так это и должно быть.

На днях, гонимый своей тоской, я зачем-то отправился на ферму. Знал, что иду напрасно, что не стану говорить с Надей, даже не подойду к ней.

Вошел в знакомую комнату для доярок. Тогда осенью здесь было холодно, неустроенно, в углу лежали провода и на недоложенной печи — забытый мастерок с засохшей глиной. Но тогда было счастье, были милые, любящие губы, было обжигающее слово «сватайся». Теперь здесь стало тепло, уютно. Девчата оборудовали библиотечку, украсили стены плакатами и картинами. Олег провел им радио. Но как не похоже мое настроение на тогдашнее! В душе так холодно и безнадежно. У стола, подперев голову рукой, неподвижно сидела Светлана. Она не слышала, когда я вошел, и продолжала смотреть в низкое, широкое окно неподвижным усталым взглядом. Я остановился. Захотелось поговорить с ней, чтоб исчез тот тягостный осадок, что остался от последней встречи.

За дверью кто-то уронил подойник. Загремела жесть. Светлана обернулась, увидела меня.

— Вы?

— Здравствуйте, Света.

Какую-то секунду она была застигнута врасплох. Глаза непроизвольно вспыхнули радостью, губы дрогнули. Ей подумалось, что я пришел к ней. Но в следующее мгновение она поняла, зачем я здесь, порывисто поднялась.

— Вам Надю? Я сейчас позову…

— Не надо.

Она пожала плечами, отошла к окну, отворила его.

— Зачем же вы пришли? — спросила она, подставляя лицо свежему воздуху. — Попрощаться?

— Нет.

— Через два дня я уезжаю. На курсы.

— Это хорошо, — сказал я.

Она быстро обернулась.

— Что именно?

— Что на курсы.

Она заговорила лихорадочно, стремительно, словно боясь, что я не стану слушать ее:

— Вы меня, пожалуйста, забудьте. Прошу вас. Будто никогда не знали. Мне надо все оборвать сразу. Чтоб от прежней жизни ни одной ниточки не осталось. Спасибо вам… Очень помогли вы мне. Но не думайте плохо. — Неожиданно умолкла, провела ладонью по лбу, словно что-то вспоминая. — А вообще вам не понять меня, и разговор этот ни к чему. — Прижимаясь спиной к косяку, Светлана проскользнула в дверь. Она не уходила, а скрывалась от меня.

* * *

Сегодня воскресенье. С утра сижу и готовлюсь к лекции «Здоровье и долголетие». Трудно готовиться, когда много материала. Нужно выбрать только самое яркое, самое доходчивое. Схемы и диаграммы обещал мне вычертить Олег. Он тоже засел за подготовку лекции. Взял свою любимую тему о космических полетах.

Иногда отрываюсь от книг и смотрю на улицу.

Ветер кидает в окно крупные хлопья влажного снега. Он тает на стекле, и вниз катятся крупные капли, похожие на слезы. Очень тяжело сидеть одному и вспоминать. На улице опять ветер, раскачиваются телефонные провода. На проволоку опустилась ворона, побалансировала, не смогла усидеть, улетела.

Скоро Первое мая. На воротах медпункта полощется красный флаг. Невеселый у меня будет праздник в этом году.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза