Зорич

Корф из-под насупленных бровей покосился на Воронка и молниеносно оценил ситуацию, понял – вариантов нет, надо идти на уступки.

– А знаете, Евгений Иванович, я думаю, казак прав, это моя недоработка. Я снимаю свои претензии.

Сказал – и почувствовал облегчение. Слава богу, затушил. А то бог знает, казаки – народ лютый. Вон рожа-то какая зверская! И уступающе осклабился Заглобину, а тот с быстротой кошки, не слезая с коня, подхватил папаху, перекрестился и, лицом не дрогнув, помолчав, проронил:

– Спасибо, ваше благородие!

– Вот и славно. А тебе, казак, будет другое задание, и вот какое: надо объехать ту сторону Крутой. Соберись, выезжай сразу. Сегодня вернуться наверняка не успеешь. Переночуешь в дороге. Карабин возьми обязательно. И будь осторожен. С той стороны каменная осыпь, поползёт – не выберешься. Давай, Иван, счастливо!

Разошлись, довольные друг другом.

Глава четвёртая

Работа кипела. Казакам работать не привыкать. До работы охочие. Привычные с детства к пиле и топору, они к обеду проделали в густом ельнике большущую просеку, обрубив сучья, впрягали в лямки коренастых монголок, а те волокли стволы к месту закладки домов. После обеда сделали большой помост – козлы – и начали пилить брёвна на доски. Присмотрел Евгений Иванович и место для будущей бани. Далековато от домов, зато озерко рядом. Начали копать ямы под ледник и хранилище для будущих урожаев. Да и привезённые с собой семенные материалы надо сохранить до посева.

Плотно пообедав и накормив Воронка, Иван в тороки положил кусок сала, пару луковиц и сухарей, сунул туда же флягу воды и мешочек овса – для Воронка. Выехал сразу. Надо дальше проехать засветло. За ориентир взял громадную лиственницу, которая исполином возвышалась над остальным лесом. «До неё, – прикинул Иван, – вёрст пятнадцать, до вечера доберусь». По прямой, точно за нею, какая-то безлесая вершина.

«Вот и ладно, не собьёмся, не заплутаемся. Так ведь, Воронок?» Пока поле было ровное, ехал рысью, когда появились кустарники, перешёл на шаг. Спешить некуда. В дороге хорошо думалось, вспомнилась станица, вспомнил мать, двух сестриц-близняшек. Вспомнил деда, старого рубаку. Вспомнил с усмешкой его крепкие пальцы, которыми он цепко держал за ухо, а другой рукой добавлял ума по заднице. Да и было за что. Вспомнилась станица в разные времена года. Рыбалки с друзьями, ночное. Где-то они сейчас? Подумал о Гале. Настоящий бесёнок, но чувствовал: сильная и верная. «Увезу её с собой, а нет – так отправлю её с кем-нибудь к матери».

До лиственницы добрались дотемна. Перекусили и завалились спать. Обогнули Крутую где-то к полудню, определил по солнцу. Ориентир оказался на той стороне реки. Ехали по скудному песчаному, пересыпанному мелкими камнями бездорожью. Так прошёл ещё час. Иван подумал – пора назад. И тут из расщелины слева с треском вырвалась и стрелой взмыла ввысь какая-то крупная птица. Иван поднял голову вослед ей и не сразу понял, что произошло. Рыкнул Воронок, и Иван ощутил, что он падает, падает спиной вниз. Конь грохнулся на щебень, клубом поднялась пыль. Иван успел, ухватившись рукой за луку седла, выбросить правую ногу назад и в сторону, из-под лошади, упал на её тёплый бок, ободрав щеку о пряжку подпруги. Воронок дёрнулся в сторону, сдвинув щебёнку, камни поползли вниз. Мелькнула мысль: «Есаул накаркал!» – раньше, чем проговорил каким-то чужим голосом:

– Лежи, Воронок, тихо!

Строевой конь, услышав команду, привычно затих, прижал ухо, оскалив зубы, косил глазом, налитым кровью.