Читаем Зороастр полностью

Долго, однако, лежали на земле преступники, пока проехали все колесницы с бойцами; показались телохранители, — это были все воины из чужеземных народов, — затем несли идолов, потом шла толпа жрецов и носителей перьев, за ними опять телохранители и только после них показался фараон со своею свитою, во главе которой ехал верховный жрец Бай на позолоченной боевой колеснице; в нее были впряжены прекрасные гнедые жеребцы. Так как Бай еще раньше состоял военачальником, то теперь он также нашел необходимым лично принять участие в походе для преследования евреев, тем более, что это было сделано по повелению богов. Он был одет в платье жреца, но в шлеме полководца; наконец, следовал и фараон, но он не сидел на боевой колеснице как всегда сидели его предшественники, а его несли на троне под великолепным балдахином, прикрепленным к шестам страусовыми перьями; по обеим сторонам шли опахальщики.

Менефта, оставив за собою город и триумфальные ворота, заснул, так как на улицах крики народа не давали ему покоя; опахальщики закрыли лицо фараона веерами, так что он безмятежно покоился мирным сном, тем более, что крики преступников еще плохо до него достигали. Но вот милостивое движение его правой руки показало, что он слышал крики несчастных и затем опять закрыл глаза.

Золотая же колесница фараона, запряженная прекрасными конями и ехавшая пустая, привела Ефрема в несказанное удивление.

Пока Иисус Навин объяснял племяннику, из какого финикийского города были привезены золотые колесницы, тот схватил его за руку и воскликнул:

— Она, она! Посмотри-ка, ведь это она!

Юноша при этом покраснел. Действительно, Казана сидела на той самой колеснице, в которой приезжала к осужденным, а теперь находилась в числе придворных, вместе с другими женщинами, принимавшими участие в походе, названном одним старым, закаленным в бою, военачальником пехоты — «увеселительной прогулкой».

Во время прежних походов в Сирию, Ливию и Эфиопию, фараона сопровождали только его избранные наложницы в плотно закрытых носилках, оберегаемые евнухами; но на этот раз жена верховного жреца вздумала участвовать в походе, а ее примеру последовали и другие знатные египтянки, тем более, что они могли, испытывая все волнения войны, не подвергаться никакой опасности.

Появление Казаны крайне удивило жену Бая, так как еще накануне молодая вдова не в состоянии была двинуться с места. Казалось, что она выздоровела по какому-то волшебству и отправилась в путь. Быть может, причиной тому был Синтах, племянник фараона, которого она прежде чуждалась, а теперь поняла свою оплошность.

В то время, когда они проезжали мимо осужденных, принц стоял подле Казаны на колеснице и объяснял ей, шутя, значение цветов в букете, тогда как Казана уверяла его, что этот букет не мог предназначаться для нее, так как час тому назад она даже и не думала принимать участия в походе. Синтах же возражал, что Гафоры еще при восхождении солнца предсказали ему, какое счастье его ожидает сегодня.

Скоро к колеснице Казаны подошло еще несколько придворных и послышался веселый разговор, смех и шутки; жена Бая сошла со своей громадной дорожной колесницы, села в носилки и приказала нести себя к колеснице молодой вдовы.

Иисус Навин видел все; от него не укрылось, как Казана, питавшая прежде такое отвращение к Синтаху теперь кокетливо била его по руке веером; он понял, что молодая вдова затеяла с принцем опасную игру.

Когда Синтах поравнялся с осужденными, они, по знаку своего надзорщика, приветствовали его громкими криками, как члена царского дома. Казана и Синтах взглянули в ту сторону, откуда раздавались крики и молодая женщина, увидев Осию, побледнела, затем принц стал что-то говорить с Казаной то улыбаясь, то серьезно; казалось, он как будто не хотел сначала уступить ее желанию, но затем соскочил с колесницы и махнул старшему надзорщику:

— Видели ли эти люди, — начал он так громко, что Казана могла его слышать, — лицо доброго бога, властелина обоих миров?

Получив отрицательный ответ, он продолжал:

— Все равно они видели мое лицо и лицо прекрасной женщины и потому имеют полное право на милость. Ты знаешь, кто я. Отменить скованным по двое цепи.

Затем, сделав знак надзорщику, шепнул ему.

— Но теперь смотреть в оба! Вот там, около куста, этот Осия, я не люблю его, это бывший военачальник. Когда вернешься обратно, явись ко мне и сообщи мне все об этом человеке. И помни, чем он спокойнее станет, тем глубже я запущу в кошелек руку. Понял?

Надзорщик поклонился и при этом подумал: смотреть-то я буду, принц, но также стану наблюдать и за тем, чтобы «мои кроты» не покушались на свою жизнь. Странно право: чем выше стоят эти господа, тем делаются они кровожаднее! А сколько их являлось ко мне все с подобными предложениями. Он освобождает этих негодяев от цепей, а мне хочет сковать душу проклятым убийством. Не на такого напал, Синтах!

— Эй, вы, молодцы! — обратился он к другим надзорщикам, — дайте сюда мешок с ручными инструментами и раскуйте «кротам» цепи.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука