Зорро

– Я полагаю, что охота уже закончилась, – сказал дон Диего, прикрывая шляпой разгоревшийся трут и вглядываясь в золотистое сияние над их головами. – Теперь осталось лишь дождаться, пока это огненное чудовище мирно покинет пределы ранчо…

– А нельзя ли как-нибудь ускорить этот процесс? – спросил дон Росендо. – Меня, признаться, мало устраивает столь беспокойное соседство!

– Ускорить? – усмехнулся дон Диего. – Местные легенды говорят, что когда-то колдуны могли проделывать что-то в этом роде – вызывать дождь посреди засухи, отводить от селения горную лавину, – но про управление шаровой молнией я что-то не слыхал… Индейцы называли ее глазом своего бога Уицилопочтли и замирали при ее появлении, как соляные столпы, покорно ожидая, когда глаз бога сам выберет из них свою жертву!

– Что ж, хорошенькое утешеньице, – пробормотал дон Росендо, прислушиваясь к легкому потрескиванию.

Тем временем дон Диего запалил от трута небольшой смолистый факел, невесть откуда взявшийся в его руке, повернулся и, не говоря ни слова, направился к конец галереи, огибающей первый этаж особняка. Дон Росендо поднял голову и увидел, что щели между половицами померкли, как если бы огненный шар поплыл вслед за доном Диего, который уже дошел до угла галереи и, воткнув факел в кованую петлю настенного канделябра, осторожно достал из-за пазухи какой-то небольшой сверток. Любопытство подтолкнуло дона Росендо сделать шаг вперед, но дон Диего властным коротким жестом остановил его и, склонив голову к свертку, что-то неразборчиво забормотал.

«Еще один сумасшедший – не многовато ли для одного вечера?» – подумал дон Росендо, вспомнив, как при появлении блюда с жареным поросенком побледнел и отшатнулся от стола падре Иларио, как его привычная рука частыми крестами забросала вылетевший из-под стола дым жаровни, как болезненно скривились в молитве тонкие бескровные губы. И тут как бы в подтверждение его опасений из конца галереи послышался приглушенный голос дона Диего.

– Не подведи, Гермес! – шептал тот, уткнувшись носом в сверток и прикрывая его широкополым сомбреро, сплетенным из блестящей коричневой соломки. – Дай свечку, а потом закрути петлю, и все это винтом, винтом…

«Бред, – мелькнуло в голове дона Росендо, – сперва легенда про какой-то глаз, теперь вот это…»

Однако все эти обрывочные мысли отнюдь не мешали дону Росендо зачарованно следить за действиями своего приятеля, который, по-видимому, так увлекся своей странной игрой, что перестал обращать внимание на все, кроме свертка и шара, зависшего над половицами верхней галереи и золотым световым лезвием как будто рассекавшего по пробору склоненную голову дона Диего. Но вот голова дрогнула, над краем шляпы показался высокий лоб, черные, широко поставленные глаза с каким-то чуть ли не молитвенным выражением устремились вверх, а затем дон Диего быстро шагнул к перилам, вскочил на них и, вцепившись рукой в мокрые стебли виноградных лоз, с силой рванул их вниз. В сплошном лиственном ковре открылась широкая брешь, и ослепительное сияние шара разлилось по всему двору, позолотив бревенчатую стену конюшни, ворота и будку Бальтазара, покрытую блестящей от дождя рогожей. Дон Диего перескочил через перила, выбежал на середину двора и, широко раскинув руки, встал под частыми водяными струями, словно приглашая огненный шар в свои объятия. В его ладони по-прежнему был сжат небольшой сверток, приглядевшись к которому, дон Росендо отчетливо различил над его раструбом гладкую голубиную головку с коротким породистым клювиком и черной жемчужиной глазка. Тем временем шар медленно выплыл сквозь образовавшуюся прореху и повис среди дождевых струй примерно в десяти шагах от дона Диего. Сияние его становилось все нестерпимей, в воздухе вокруг дона Диего с потрескиванием сновали блестящие белые червячки, но тот продолжал стоять неподвижно, напоминая статую, отлитую из серебра и, по странной прихоти скульптора, облаченную в костюм живого человека.