Зорро. Рождение легенды

У дверей какой-то таверны прелестная замарашка цыганка на ломаном испанском предлагала прохожим погадать по руке. Минуту назад она уверяла моряка, что в дальних странах его ждет бесценное сокровище, хотя отлично разглядела на ладони несчастного крест, предвестие близкой смерти. Отойдя на несколько шагов, морячок обнаружил пропажу кошелька и решил, что гадалка обокрала его. Он вприпрыжку вернулся к таверне и, серый от гнева, истекая слюной, словно бешеный пес, схватил цыганку за волосы и стал трясти ее. Завсегдатаи таверны, высыпавшие на шум, стали подначивать его злобными выкриками. Ничто не сплачивало добропорядочных горожан сильнее ненависти к цыганам, а в лихие военные годы достаточно было ничтожной искры, чтобы вспыхнуло пламя вражды. Цыган обвиняли во всех смертных грехах, говорили даже, что они похищают испанских детей, чтобы продать их в Египет. В прежние времена казни еретиков, колдунов и цыган превращались в веселые празднества. Матрос уже собирался броситься на женщину с ножом, но от толчка Бернардо рухнул на землю, да так и остался валяться в пыли, пока не протрезвел. Бернардо не мешкая схватил цыганку за руку, и они бросились бежать, теряясь в лабиринте улиц. Лишь в квартале Барселонета беглецы убедились, что разъяренная толпа перестала их преследовать. Бернардо хотел было распрощаться с цыганкой, но та настояла, чтобы юноша проводил ее. В проулке стояла кибитка, разрисованная причудливыми узорами и знаками зодиака; к ней был привязан здоровенный угрюмый першерон[23]. Изнутри это удивительное средство передвижения, похожее то ли на пещеру, то ли на юрту кочевников, было сплошь обклеено дешевыми образками, на полу валялся ворох пестрых юбок и цветистых платков. Пахло духами и несвежим телом. Всю обстановку составляли жалкий тюфяк и потертые бархатные подушечки. Цыганка жестом предложила Бернардо сесть, сама уселась напротив, поджав ноги, и принялась внимательно, без тени улыбки рассматривать индейца. Потом гадалка достала склянку с какой-то жидкостью, отхлебнула и протянула ему, все еще тяжело дышавшему после отчаянной гонки по улицам. У женщины была смуглая кожа, сильное тело, взгляд дикарки и крашенные хной волосы. Цыганка была одета в пышные юбки с воланами, поношенную блузу, короткий жилет со шнуровкой и шаль с бахромой. Она ходила босиком, а голову повязывала платком, как все замужние женщины и вдовы ее племени. На запястьях гадалки позвякивали браслеты, на лодыжках болталось несколько серебряных колокольчиков, а платок украшали золотые монетки.

Чужакам-гадже она привыкла представляться Амалией. При рождении ее назвали по-другому, но настоящего имени девочки не знал никто, кроме ее матери; его никогда не произносили, чтобы не привлекать злых духов. У цыганки было и третье имя, которым ее звали в таборе. Ее мужа Рамона убила разъяренная толпа на рынке в Лериде, когда он воровал кур. Они повстречались еще в детстве. Семьи молодых людей сговорились поженить их, когда Амалии было всего одиннадцать лет. Свекор заплатил за девушку большой выкуп, потому что она отличалась крепким здоровьем и сильным характером, была отличной хозяйкой и, кроме того, слыла настоящей драбарди — гадалкой и знахаркой, способной лечить колдовством и целебными травами. В одиннадцать лет Амалия напоминала худосочного котенка, но цыгане не слишком высоко ценили женскую красоту. Худая, как скелет, девчонка вскоре превратилась в привлекательную женщину, однако ее мужа ждало горькое разочарование: она так и не смогла родить. Цыгане считали детей благословением небес, муж имел право прогнать бесплодную жену, но Рамон слишком сильно любил свою Амалию. Женщина так и не оправилась от смерти мужа. Она не смела призывать любимого из царства мертвых, не могла даже произносить его имя, только молча плакала по ночам.

Ее племя веками скиталось по миру, гонимое и презираемое всеми. Предки цыган тысячу лет назад покинули Индию и обошли всю Азию и Европу, прежде чем обосноваться в Испании. Здесь их встретили так же враждебно, но местный климат благоприятствовал кочевой жизни. Многие цыгане осели на юге, но несколько таборов продолжали скитаться по всей стране. К одному из них принадлежала Амалия. Этот народ повидал столько горя, что привык бояться всего на свете и никому не доверять, потому женщину так тронуло внезапное заступничество Бернардо. С гадже можно было только торговать. Любая другая форма общения с чужаками могла навлечь на табор неисчислимые беды. Цыгане старались селиться на окраинах, избегали инородцев и горой стояли друг за друга. Однако этот юноша совсем не походил на гадже. Скорее, он тоже был цыганом из какого-то далекого и незнакомого племени.