Зощенко

Кто помнит те времена — знает, что лишение продуктовых карточек было равносильно смертному приговору. Помню, как у моей старшей сестры Эли в 1946 году вытащили из кармана карточки на всю нашу семью, затем — помню, как она делает из веревки петлю и надевает на шею. Мы, плача, хватаем ее за руки… И положение Зощенко было отчаянное. Еду можно было купить только на рынке, в десять раз дороже — но и денег нет. Все издательства, журналы и театры расторгают с ним заключенные ранее договоры, требуют возвращения финансовых ссуд.

От голодной смерти его спасает самый преданный человек — Лида Чалова, она покупает для него продуктовые карточки.

Приходится распродавать мебель, купленную в годы успеха. Квартира пустеет. Писатель Иван Крат (автор военной повести, где действующим лицом был Жданов) покупает у Зощенко тяжелый старинный диван, прет его к себе на этаж, у него случается сердечный приступ, и он умирает.

Нужда заставляет Зощенко вспомнить профессию сапожника. Один из знакомых, зайдя в гости без предупреждения, успел увидеть, как Зощенко ползает по полу, вырезая из войлока стельки. Всё как у героя Зощенко сапожника Снопкова: «И жили они определенно не худо. Зимой, безусловно, голодовали…» Для Зощенко наступила «зима» — его новые вещи под разными предлогами не принимали, старые договоры аннулировали.

В десятках статей, обзоров, рецензий, читательских писем, «творческих отчетов» и интервью Михаила Зощенко прорабатывали и поносили с такой монотонной яростью, какой не видывали со времен недоброй памяти РАППа.

Все это привело к самому печальному — в сознании обывателя, проще говоря, в среде героев Зощенко стало развиваться негативное к нему отношение, как к вредителю и врагу государства.

Литератор Георгий Мунблит приводит характерный эпизод (Мунблит Г. Слезы сквозь смех // Вспоминая Михаила Зощенко. Сборник):

«…Прошло не меньше года, прежде чем в Союзе писателей было решено попытаться что-либо сделать, чтобы облегчить положение Зощенко, и он был вызван в Москву.

Приехав, Михаил Михайлович позвонил мне по телефону и пришел ко мне, а придя, рассказал об удивительных обстоятельствах, сопровождавших его нынешний приезд, причем рассказ этот был, пожалуй, первым смешным рассказом, какой мне удалось за все время нашего знакомства услышать от Зощенко.

Все началось с того, что еще с вокзала он позвонил в Союз писателей, чтобы узнать, когда его смогут принять. Ему ответили, что час приема еще не назначен, а пока ему надлежит ехать в гостиницу “Метрополь”, где для него забронировано место. Он отправился туда. Администратор выслушал его, полистал какие-то бумажки и сообщил, что место для него действительно имеется в четвертом этаже, комната номер такой-то. При этом администратор почему-то смущался и сетовал на трудные послевоенные времена.

Уже поднимаясь в лифте, Михаил Михайлович подивился внимательному взгляду и странному тону администратора, каким тот сообщил номер отведенной ему комнаты.

Дежурной по этажу не оказалось на месте, и Михаил Михайлович решил поискать ее в коридоре, но, проходя мимо чуть приоткрытой двери и увидев на ней цифру, названную администратором, толкнул ее и вошел. А войдя, остановился в остолбенении.

Комната оказалась апартаментами довольно внушительных размеров, сплошь уставленными кроватями, между которыми ветвились узкие, замысловато перекрещивающиеся проходы. Дело происходило утром, но почти на всех кроватях лежали люди. Одни, уже одетые, размышляли о чем-то, уставившись в потолок, или читали газеты, другие спали, свернувшись калачиком под тонкими, сиротскими одеялами.

Михаил Михайлович поздоровался, поискал глазами свободную кровать и, стараясь не побеспокоить спящих, добрался до нее, осторожно ступая на цыпочках. Здесь он поставил в ногах свой портфель, скинул пиджак и ботинки и прилег, а прилегши, незаметно для себя самого задремал.

Очнулся он от резкого телефонного звонка и, оглядевшись, только сейчас заметил, что в центре комнаты стоит стол, а на столе — телефон.

Между тем звонки следовали один за другим, что, впрочем, не мешало людям, лежавшим вокруг, продолжать нежиться в своих постелях, видимо, в ожидании, пока кто-нибудь первым не выдержит характера и возьмет трубку.

Наконец один из соревнующихся, вне всякого сомнения наименее выносливый, яростно чертыхнулся, встал и подошел к телефону.

— Слушаю вас! — сказал слабохарактерный этот человек и некоторое время действительно слушал невидимого своего собеседника, не прерывая. Потом лицо его отразило крайнюю степень недоумения. — Кого-кого? — переспросил он и, убедившись, что на этот раз не ослышался, торжественно отчеканил: — Нет! Писатель Зощенко в настоящее время в гостинице “Метрополь” не проживает! — после чего, сочтя вопрос исчерпанным, приготовился бросить трубку.

Но тут Михаил Михайлович вскочил со своей кровати и принялся показывать знаками, что он и есть Зощенко, которого зовут к телефону.