Зотика

Тем не менее Гротар повернул голову и уставился на пытающий шар, который в этот раз неторопливо опустился на лицо Фирлиана Людоча. Вновь он увидел, как шар неприлично распух и стал напоминать полную луну, а потом начал кормиться плотью старого воина. Снова, ослепленный, Гротар наблюдал узор паутины нечестивых цветов, смертоносно сверкающие узоры, затянувшие вуалью разрушенный склеп, создавая при этом удивительные иллюзии. Снова, подобно умирающему жуку, он чувствовал, как холодна эта сеть из неземных нитей. А удивительные цветы, созданные искусством некроманта, расцветали и чахли в воздухе у него над головой. Но еще до того, как паутина исчезла, Природа смилостивилась над Гротаром и он потерял сознание – провалился в бездонную тьму. А Ткач тем временем закончил свои дела и вернулся в пропасть…

Гротар то метался в лихорадке, то лежал на спине, готовый лишиться чувств. Но смерть не приходила. Гротар жил благодаря своей юности и огромной силе. А потом в третий раз он увидел, как разгорается богомерзкий свет, снова услышал таинственное жужжание. В этот раз Ткач повис над ним: бледный, сверкающий и вибрирующий… И Гротар понял: Ткач ждет, когда он умрет.

Подняв меч слабеющей рукой, Гротар попытался отогнать чудовище. Но тварь парила над ним, настороженная и внимательная, держась вне его досягаемости. Гротару показалось, что светящийся шар наблюдает за ним, подобно стервятнику. Меч выпал из его руки. Мерцающий ужас не исчез. Он приблизился, словно чье-то безглазое, суровое лицо. А потом Гротару показалось, что оно нырнуло за ним, устремившись в бесконечную ночь. И воин упал замертво.

И не было никого, кто бы мог оценить красоту паутины, которую в этот раз сплел Ткач с склепе Тнеприза.

Цитра

Коварны и многолики сети Демона, кто преследует души с рождения до смерти и со смерти до рождения, через множество жизней.

Завет Карнамагоса

Давно уже опустошительное лето пасло свои солнца, точно огненно красных жеребцов, на серо-коричневых холмах в предгорьях Микразианских гор, в диком Синкоре, на восточном краю земли. Бурные потоки, берущие начало в горах, превратились в еле видные ручейки и отдельные пересохшие лужицы, гранитная галька расслоилась от жары, голая земля потрескалась и раскололась, а скудная низкая трава высохла, казалось, до самых корней. Поэтому юному Цитре, пасшему черных и пегих коз его дяди Парноса, приходилось с каждым днем уводить своих подопечных все дальше и дальше по ущельям и вершинам холмов. В один из дней позднего лета он набрел на глубокую скалистую лощину, в которой никогда прежде не был. Что это было за дивное место: подземные родники питали прохладное темное горное озеро, а уступы на его крутых берегах были покрыты травой и кустами, которые еще не утратили свою свежую зелень. Удивленный и очарованный, юный козопас последовал за своим резвым стадом в этот затерянный рай. Вряд ли бы козы дядюшки Парноса по доброй воле покинули это богатое пастбище, поэтому Цитра решил дольше не утруждать себя присмотром за стадом. Завороженный окружающим его пейзажем, он начал исследовать долину, утолив жажду прозрачной родниковой водой, сверкавшей, словно золотистое вино.

Место показалось ему подлинно райским садом. Забыв о пройденном расстоянии, о гневе дядюшки Парноса, неминуемо ожидавшем его, если он слишком поздно приведет стадо на вечернюю дойку, он все глубже забирался в извилистые скалы, окаймлявшие долину. С каждым шагом утесы становились все более дикими и неприступными, а долина сужалась, и он достиг ее конца, где непроходимая стена преграждала дальнейшее продвижение.

Чувствуя смутное разочарование, он уже развернулся и пошел назад, когда вдруг неожиданно заметил у основания отвесной стены таинственно разверстый зев пещеры. Ему показалось, что скала расступилась лишь недавно, ибо линии разлома были ясно видны, и трещины в окружающей отверстие земле еще не заросли мхом, обильно покрывавшим все вокруг. На потрескавшемся выступе над пещерой, напоминавшем верхнюю губу, росло чахлое деревце, чьи недавно сломанные корни висели в воздухе, а их остатки упрямо цеплялись за скалу у ног Цитры, где, видимо, дерево стояло раньше.