Зов дельфина

— Макс! — перебил его Борис. — Очень может быть, что твои обожаемые дельфины — тоже в каком-то смысле люди. Ну если то, что ты говоришь про их язык, верно, похоже, что так. Уровень мышления определяется уровнем развития сигнальных систем. Первая, вторая, третья… Если окажется, что дельфины способны оперировать абстрактными понятиями…

— Судя по всему, способны, — буркнул Макс. — Во всяком случае, имена они умеют не только распознавать, но и присваивать. И обобщать способны…

— Если способны, — продолжил именинник, — тогда я, пожалуй, соглашусь с тобой насчет разума дельфинов. Но вот в чем закавыка. Тебе не приходит в голову, что неидеальное обращение с ними — мягко говоря, не самая насущная проблема человечества? Вон у Леры спроси, что она как врач по этому поводу думает.

Вот уж чего Лере не хотелось, так это объяснять свою позицию. Плевать и на Бориса, и на этих сестричек-блондинок, и на всех прочих — ей нет до них никакого дела. Но Макс… он ведь наверняка уверен, что она на его стороне, наверняка рассчитывает на это. А она… Никогда и ничего она не принимала на веру без достаточно убедительной аргументации. Девочка «Нет». И сейчас… Ну да, дельфинов жалко — и бездомных собак жалко, и замерзающих зимой птичек жалко, и, кстати, лабораторных крыс, кладущих свои короткие жизни на алтарь развития медицины, их тоже жалко. Но людей — тем более детей — жальче. Может, годы, посвященные медицине, ее, Леру, необратимо изменили? Или наоборот — именно потому, что она такая, как есть, она и посвятила себя медицине? Как знать…

Она почти физически чувствовала сгустившееся вокруг молчание. И странно похожие лица двух блондинок (так и не удалось запомнить, как которую зовут): и девушка Бориса, и ее сестрица смотрели на Леру с одним и тем же жадно выжидающим выражением на красивых лицах. Она видела такие выражения, когда на последних курсах ездила фельдшером на «скорой». Зеваки, столпившиеся вокруг мест какой-нибудь аварии, смотрели на пострадавших точно так же: уже умер или еще дышит? Или уже перестает? Как стервятники. И щелкали телефонами, запечатлевая «крутую» картинку. Не все, конечно, но среди зевак таких бывало не меньше половины. Что, собственно, и неудивительно: нормальному человеку среди зевак делать нечего, ему вряд ли будет в кайф пялиться на чужие страдания. Способен помочь — помоги, нет — ступай своей дорогой. Две блондинки же сейчас именно… пялились. Только ожидали, конечно, не смерти Лериной, а, вероятно, чего-то вроде семейной сцены между ней и Максом. Это же так интересно, когда признанная пара публично ссорится!

Если такие — за дельфиньи цирки, подумалось вдруг ей, то я — точно против. Хотя вопрос, конечно, не в ее личном одобрении и неодобрении чего бы то ни было. Максим все-таки слишком… прямолинеен.

— Не в том ведь дело, что я врач, — поморщилась она. — Я человек. А не дельфин. Поэтому для меня на первом плане — человеческие проблемы. Так что Борис прав. Извините, ребята, у меня сил нет спорить, двое суток на ногах. Пойду перекурю.

Вот вам и немая сцена из «Ревизора», раздраженно подумала Лера, облокотившись — почти улегшись — на широкие, нагретые за день перила просторной террасы. Курила она мало и нечасто, но сейчас схватилась за сигарету, как за спасательный круг. Вся эта сцена ее порядком раздражала. Детский сад, ей-богу! Мимими, кошечки, собачки, дельфинчики! Давайте крыс лабораторных защищать начнем! Впрочем, кажется, кто-то из «зеленых» уже и за «освобождение подопытных животных» борется. Фанатики! Она щелкнула фирменной, полученной в подарок зажигалкой, которую всегда носила с собой, и закурила. Дым показался непривычно горьким, но она сердито продолжала пускать сизые кольца.

— Опять дымишь! — Макс ласково обнял ее сзади. Лера расслабленно прикрыла глаза, чувствуя как откуда-то из глубины поднимается теплая — еще не жаркая, но почти, почти — волна. Вот она, одна из главных причин, почему Лера так долго тянула этот роман. Ну да, они очень, очень разные, и в то же время — как две совпадающие половинки! Иначе почему она пылает вулканом от легчайшего прикосновения Макса? Но он продолжал:

— Отравляешь не только себя, но и окружающую среду!

Вероятно, он просто хотел пошутить, но Лера неожиданно вспыхнула. Обычно ее раздражали именно замечания по поводу «курить вредно»: мое здоровье, что хочу, то с ним и делаю. Но сейчас противопоставление ее здоровья и благополучия окружающей среды почему-то показалось обидным.

— Ты вообще можешь думать о чем-нибудь, кроме охраны природы?

Макс пожал плечами:

— Я много о чем думаю. Но охрана природы, на мой взгляд, одна из самых важных сейчас вещей, если не бить во все колокола, уже нашим детям… — Он на мгновение сбился, словно осознав двусмысленность сказанного, но тут же, криво усмехнувшись, продолжал: — Уже следующему поколению, быть может, придется жить на опустошенной планете. Да, это важно. Поэтому я об этом говорю, говорил и буду говорить.