Зов Крови

Старушка подошла ко мне, взяла меня за руку и, задрав голову, попыталась заглянуть мне в глаза.

— Ого, ну и здоровенный же ты, паря! Да и… непростой ты… Шарика ты шуганул?

— Не знаю, — удивленно проговорил я. — Не видел я никакого Шарика.

Старушка покладисто кивнула. Затем вяло махнула рукой и указала на другую комнату.

— Пойдем, там погутарим. Пока они тут управятся, мы с тобой и потолкуем.

Мы зашли в небольшую комнатушку, в которой от моих габаритов стало как-то уж очень тесно. Баба Фрося уселась на крепкий стул с подлокотниками, а мне предложила сесть на прочную с виду табуретку.

— Ну, слушаю тебя, гость мой необычный.

Она подняла глаза и посмотрела на меня удивительно ясным и чистым взглядом.

— Чем же я необычный-то? — немного стушевался я. — Гость как гость.

Баба Фрося внимательно посмотрела мне в глаза, затем, легко согласившись, кивнула.

— Ну, пусть будет так! Так зачем тебе бабка старая понадобилась-то?

— Хочу присмотреться к этому месту. Может, дом куплю. Никто не продает?

Старушка удивленно подняла брови и с усмешкой глянула на меня.

— Так вон, паря, почти все дома заброшенные стоят, заселяйся да живи, кто тебе мешает. Только вот документы справь у властей, да и всё. Думаешь, у Валерки с Петровичем дома лучше, что ль? Такие же развалюхи, как и те…

Она как-то грустно усмехнулась и поправила узелок косынки под подбородком.

— Круглый год только одна я здесь живу, а эти два ухаря… Они сюда только на лето приезжают. Сдают свои дома туристам — тем и кормятся.

Баба Фрося мягко улыбнулась.

— А сами-то они в это время в доме у Чубаровых живут, — бабка снова тяжело вздохнула. — Нет тех уже никого. Ирину-то, подругу мою, на погост года четыре как снесли, вот теперь эти олухи и живут там, пока туристы ихние дома занимают. Да вот только в этом году мало гостей-то! Пару семей всего-то и было за всё это лето, пожили по пару недель и всё! Потом эти дурни… Как их? — старушка скривилась, пытаясь что-то вспомнить. — Летают еще.

— Планеристы? — пришел я бабе Фросе на помощь.

— Во, точно, они! Но их-то года два как уже нет, нашли себе, наверно, другое место.

— А что так мало отдыхающих-то? Вроде море, свежий воздух, лишних людей опять же нет. Лесок вон недалеко. Красота.

— Воздух-то свежий, паря, не спорю, но жить здесь… — баба Фрося мотнула головой, — это на любителя. Море поганое, дна нет, одни камни торчат. В воду не зайти, ноги переломаешь. Вот если полверсты по скале пройти вправо, то там и спуск к морю нормальный, и пляж более-менее. По молодости-то моей только там и купались.

Старушка опять вздохнула.

— Вид здесь со скалы-то уж больно красивый. Вечером на закат взгляд не оторвать… Вот где красота-то!

Сказав это, старушка посмотрела на меня с прищуром.

— А давайте я вас чаем угощу. Уж больно вы мне много натащили всякого добра.

— Спасибо. А можно я пока прогуляюсь?

— Так кто же тебе запретит-то, паря! Давай иди, гуляй, а через четверть часа подходи, и чай пить будем.

Поблагодарив бабу Фросю, я вышел из дома и неспешно направился по единственной улице в направлении скалы. От крайнего дома до самого обрыва было примерно метров двести пятьдесят, не меньше. Идти надо было всё время в небольшой подъем. Поэтому с моря поселка и не видно было совсем.

Ого, вид-то какой!

Я подошел к самому краю обрыва. С этого места открывался просто потрясающий вид на волнующееся море. До меня доносился шум разбивающихся о берег волн и шипение воды, когда она скатывалась с прибрежных камней. Здесь на краю скалы порывы ветра ощущались сильнее. Ветер был сырым и соленым, густо перемешанным с морской взвесью.

Я поискал глазами примерную точку, где надо будет нырять.

В груди защемило. Я закрыл глаза, раскинул руки и неожиданно для себя дико закричал. Закричал так, что этим криком выплеснул из себя все эмоции, что накопилось в моей душе за эти годы.

Скоро… Уже совсем скоро…

Какое-то время я стоял на скале, наслаждаясь видом неспокойного моря, потом развернулся и решительно пошел к дому бабы Фроси.

— О, вовремя ты, паря! А мы уже хотели за тобою посылать, — сказала баба Фрося, разливая по чашкам кипяток из настоящего дровяного самовара.

За столом, помимо Палыча и Серёги, находился один незнакомец. Высокий небритый мужик среднего возраста и крепкого телосложения. При моём появлении он встал из-за стола, окинул меня с головы до ног оценивающим взглядом и с уважением протянул мне руку.

— Валера, — просто представился он, пожимая мою ладонь.

Рукопожатие вышло крепкое, мужское, было заметно, что так жать руку, у него выходило как-то само собой, разумеется, не специально. От него несильно дохнуло перегаром, но он был не пьян — взгляд трезвый, движения уверенные. Видимо, вчера мужики пропустили грамм так по триста или около того.

— Тётка Ефросинья сказала, что у тебя дело ко мне? — мужик сразу без затей перешел на ты.

Я с удивлением посмотрел на бабу Фросю. Та в свою очередь ответила на мой взгляд, изобразив на своем лице удивление:

— Ты что, дом передумал покупать-то?