Зов пахарей

В Джалалоглы было много армянских сирот. 23 мая мы всех их посадили к себе на седла и спустили в Колагеран; там мы сдали их начальнику станции, велев ему переправить детей в Тифлис, а сами поднялись в Дсех. От высшего командования Андранику пришел приказ, чтобы он со своим войском оставался в Дсехе и защищал эту ветку железной дороги. Но через несколько дней мы оставили Дсех и взяли курс на Дилижан. Только мы дошли до лесов Марца, начался ливень с градом, который продолжался до самой ночи. Что за гроза была, содрогались вековые дубы, молния, осатанев, металась в листве. 29 мая мы вошли в Дилижан. Беженцы сбились в какую-то беспорядочную груду в Дилижанском ущелье. Пришло известие о том, что на берегах Аракса произошло большое сражение, и хотя армяне одержали в этом бою победу, но Национальный совет 28 мая провозгласил Армению независимой республикой, заключив в Батуми мир с турками и разрешив им идти через Дилижан в Баку.

Противник потребовал распустить отряд Андраника, а самого полководца арестовать и сдать на его суд.

«Тридцать лет воевал, никто до меня пальцем не дотронулся, а теперь – арестовать!» Андраник связался по телефону с председателем Араратской республики Арамом:

«Андраник говорит. Вы разрешили врагу пройти через Дилижансксе ущелье к Гандзаку и Баку. Это измена. По требованию Александропольского комитета вы отозвали меня с границы и отправили в Джавахк и Лори. Но ведь Сардарапат доказал, что наш народ способен творить чудеса. Разрешите мне разбить турецкое войско в Дилижанском ущелье».

Ему было отказано. И тогда Андраник объявил, что не признает заключенного в Батуми мира. «Этот мир толкает нас на вековое рабство», – сказал он и двинулся с четырехтысячным войском к Персии. 5 июня мы вышли из Дилижана. Мы шли берегами Севана, миновали Еленовку, и солнце сушило одежду на наших воинах.

Миновав Лчашен, мы снова попали под грозу. Промокшие до нитки, вступили мы в Новый Баязет.

В «Армении, сотворенной руками турок», всем вооруженным отрядам и старым гайдукам грозила опасность – их в любую минуту могли разоружить и, попросту говоря, убрать с арены. И поэтому героически дравшиеся на Сардарапатском поле и в Баш-Апаране солдаты, недовольные Араратской республикой, небольшими группами приходили и вливались в наше войско.

Первым объявился Фетара Манук. Он привел с собой полк, состоявший из сасунских крестьян, он так и назывался – Сасунский полк. В этом полку были все гайдуки, заиявшие Талинскую крепость. Им было приказано отойти к Новому Баязету и Зангезуру, чтобы не дразнить турецкую солдатню. Из Дилижанского ущелья, Еревана, Канакера и Егвардских высот к Новому Баязету же двинулась двадцатипятитысячная масса западноармянских беженцев.

– Где Андраник, там и мы, – говорили они и следовали за нами по пятам.

Сасунский полк двигался отдельно. Некоторые жены добровольцев-сасунцев, переодевшись в солдатскую форму, всюду следовали за своими мужьями. В солдатской одежде были Марта – жена Бороды Каро, Ядигам – жена Чоло, супруга Ахчна Ваана и многие другие. В толпе беженцев шли жена и дочь Мосе Имо, брат Каро – Оган, талворикец Фадэ с лопатой на плече, за спиной – кусок войлока и сложенный вчетверо палас. Тут же были внуки деда Хонка, брнашенец Цахик Амбарцум и многие другие крестьяне, те самые, что со своими пахталками и косами несколько недель тому назад спустились с Бартохянских гор. И музыканты среди них были, не расстающиеся со своим доолом. Всех их возглавляла матушка Сосе – всегда на коне, в сопровождении молодого воина. В сердце Сосе кроме боли за свой народ жила еще и своя собственная печаль. Ее старший сын пропал без вести. Когда на душе становилось совсем тяжко, Сосе просила молоденького воина: «Спой, сиротка, спой для матушки Сосе».

В Новом Баязете Андраник поднял знамя восстания и возобновил свою войну против турок. Перед тем как выступить, он вышел к войску и сказал:

– Не было еще в мире такой страны, чей народ, покинув родные места, двигался бы вместе с войском. Я встал во главе этой несчастной армии. До сегодняшнего дня я назывался командующим Кавказской армии, с этой минуты я прежний сасунский гайдук. И я буду продолжать войну, пока мне позволяют силы. До тех пор, пока наши союзники не будут побеждены. Или я умру, или, если останусь жив, увижу Армению освобожденной. Я солдат армии угнетенных и порабощенных. Где идет война за свободу, там и мой меч. Сейчас нам никто не помогает. Ежели где найдем кусок хлеба – сыты будем, не найдем – голодными пойдем. Кто хочет быть со мною, пусть остается в моей армии – с условием, что не будет роптать ни на какие тяготы. А кто не хочет, может хоть сейчас уходить. – После этого Андраник обратился к народу: – Знайте, много трудностей будет на нашем пути, что и говорить, с вами нам будет труднее двигаться; предупреждаю, будет много жертв, и может статься – мы все погибнем, но раз уж вы решили идти с нами, что ж, можете идти.

И, погрузив шесть пушек, боеприпасы и провиант на телеги и на верблюдов, наше войско, пройдя по горному переходу возле Селима, начало спуск к ущелью Вайоц.