Зов пахарей

На одной из свадеб дома Хонка играл знаменитый Натора Арен, тот самый, что за год до этого во время жертвоприношения на горе Маратук дал обет и двадцать четыре часа непрерывно дул в свирель, – семь свирелей из самшита загубил, подыгрывая для пляски «Зовынд». И это еще более прославило патриархальный дом деда Хонка.

Огонь в очаге деда Хонка ярко горел, когда мы переступили порог дома. Рядом с очагом на лисьей шкуре сидел дед с белой бородой. В доме, в отдельном закуточке, рядом с насестом, разгоряченный работой, вертел свой челнок ткач Акоп.

При виде пришельцев – женщины в, черном и мужчины с саваном в руках – глава старинного рода поднялся.

– Дед Хонка – святой нашего села, и этот огонь – священный огонь. Покайся в грехах перед этим очагом, – сказала женщина совершившему убийство.

– Большой грех я совершил, дед, и пришел расплатиться за пролитую кровь собственной кровью. Клянусь этим священным огнем, убийство это не было преднамеренным, так случилось. Если хотите, убейте меня, а если жизнь даруете, дайте заодно и уголек от вашего огня, чтобы я снова зажег огонь в своем очаге, – сказал горец, складывая к ногам старца свой саван и кувалду.

Дед Хонка, знавший про это убийство, наклонился и, взяв из очага головню, протянул ее пришельцу,

– Ступай, разожги огонь в своем очаге.

Мужчина принял головню, поднял с земли саван с кувалдой и вместе с женщиной в черном вышел из дома деда Хонка, унося с собой огонь Тахвдзора.

Дошел черед до меня. Я ведь тоже за этим огнем пришел сюда. Не будь я невольным свидетелем этой сцены, навряд ли поверил бы, что есть на свете огонь, который может снять скверну. Значит, правду говорил огненный конь Взрыв-родника.

Молча протянул я молитвенник «Кочхез» деду Хонка.

– Сколько лет уже, как осквернена сия книга? – спросил дед, догадавшись, в чем дело.

– Семь лет.

– Мужчина осквернитель или женского рода особа?

– Женщина дурного поведения по имени Змо, из села Татрак.

Дед Хонка положил книгу Арабо в корзину и подвесил под самый ердык*.

____________________

* Ердык – отверстие посреди потолка, служащее одновременно окном и дымоходом.

____________________

Семь дней синий дым из тахвдзорского очага окуривал книгу. На седьмой день дед Хонка спустил корзину и отнес, положил ее на камень, под которым была захоронена соха хутца Ована. На рассвете дед позвал своего сына, ткача Акопа, и внуков Симона, Давида и Мушега и, вызволив из корзины молитвенник «Кочхез», по очереди приложил его к груди каждого, после чего положил себе на грудь, и в таком положении они семь раз дошли до дремучего бора – впереди дед, за ним сын и внуки.

Потом он сорвал семь разных цветков и семь листьев с семи разных деревьев и заложил их между страницами на равном друг от друга расстоянии. Когда небо затянули облака, он дождался, пока семь раз вспыхнет молния и озарит страницы, при этом он сказал семь разных заклинаний, ему одному понятных. Последнее, что он сделал, – зашел в дом и высыпал цветы и листья из книги в огонь.

И когда книга полностью очистилась от скверны, я взял ее и поспешил к монастырю Аракелоц.

Битва в монастыре

Стояла душная осень.

Оба моих любимых героя со своими солдатами засели в монастыре Аракелоц. Багешский Али-паша с трехтысячным войском окружил монастырь, решив выловить гайдуков. И уже было несколько тяжелых сражений между горсткой гайдуков и многочисленным войском Али-паши.

Прослышал я, что из Муша парламентеры должны пойти в монастырь, и среди них священник Хесу. Поведут переговоры от имени султана с Андраником и Геворгом Чаушем. Всего парламентеров должно было быть – два высокодолжностных турецких чиновника и один армянин, известное духовное лицо.

В мирской одежде войти в монастырь было невозможно, поэтому я переоделся служкой и с молитвенником «Кочхез» под мышкой встал на дороге, по которой должны были пройти парламентеры с отцом Хесу.

Жду я, жду. Наконец парламентеры показались. Все трое на лошадях. Впереди – начальник полиции Багеша Мухти-эфенди с белым флагом в руках, за ним Мехмед-эфенди с белым платком на шее, на покрасневшем лице свежий шрам. Последним ехал архимандрит Хесу на гнедой лошадке. Хесу был мужчина крепкого сложения, на широкой груди окладистая белая борода.

– Святой отец, – обратился к нему я, – я из здешних монахов, ходил в село Татрак, чтобы разыскать там утерянный молитвенник рода Арабо. Вернулся вот, хочу войти в монастырь, но божий храм осажден.

– Идем, сын мой, идем со мной, – сказал Хесу и взял у меня молитвенник.

Я молча присоединился к парламентерам. Увы, я нашел свое старое пристанище изменившимся. Накануне резко похолодало, снег завалил вход в монастырь.

К югу от монастыря было большое гумно. Здесь я в детстве пускал голубей – они летели на колокольню. Все это пространство заполнено было сейчас вооруженными всадниками. Увидев, что осажденные не сдаются, Али-паша и его сотники привели из Муша мастеров-армян и на расстоянии двухсот шагов от ограды построили каменные баррикады, решив таранить стены монастыря.