Зов пахарей

На берегу Аракса я в первый же день оступился, скатился в какую-то яму и увидел лежавшего там лицом к земле раненого. Раненый сжимал в руках уздечку. Наклонился я посмотреть, кто это, и вдруг на затылке своем почувствовал теплое дыхание. Оглянулся, а это мой конь, на котором я брал Талинскую крепость. Раненым — вы, наверное, догадались — был Андреас. Вид жуткий; не знаюший его человек, глянув на лицо Андреаса, мог окочуриться от страха.

— Андреас, — сказал я, — ты здесь? Ты же на моем коне поскакал в Лори, я сам видел.

— Верно, я даже не стал драться в Баш-Апаране, потому что хотел как можно скорее поспеть к Андранику, да по дороге узнал, что в Сардарапате бой, — заговорил Андреас, садясь рядом. — Куда идешь, Андреас, говорю себе, на берегу Аракса наши бьются. А тут еще со стороны Еревана в колокола ударили, ну, думаю, дело серьезное, армянская земля в опасности. Так для какого же еще дня ты, Андреас, сказал я себе, и повернул коня к Сардарапату. Справа от меня двигалась конная рота корнета Вано, а слева — конные полки из Вана, Зейтуна и Дали Казара. Я присоединился к роте алашкертца Айваза. Уж скольких аскяров из войска Шевки-паши перебил я за эти два дня, не счесть. То, что я не добил, твой конь своими копытами задавил. Этого Сардарапата не случилось бы, если бы мы в свое время защитили как следует Эрзерум, Битлис и Карс, — покачал головой Андреас.

Не Андреас, а сущий медведь. Пока мы разговаривали, из кустов выскочили четыре вооруженных аскяра — одного чуть кандрашка не хватила при виде Андреаса, остальных трех Андреас из своей винтовки тут же на месте уложил. Еще нескольких уничтожил я, обстреляв тростники, — они прятались там за трупами убитых.

Целый день с утра до вечера грохотали пушки. Вечером бой кончился, мы одержали победу. Десятки тысяч солдат из войска Шевки-паши лежали убитые.

Последняя битва была на горе Большая Артени. Там был убит командир батальона смертников. Я взял на себя командование батальоном и повел всех в бой. Конный эскадрон мушца Странника ударил с высот Мастары, а мы подошли снизу и такую устроили им бойию, что солдаты Шевки бежали сломя голову до самого Ани. Ванец Джхангир-ага со своими конникамн-езидам тоже был с нами, и Мамиконян Арха Зорик.

Я вернулся на берег Аракса. Издали вижу, что над той ямой, где лежал Андреас, кружатся черные вороны. „Вай, — сказал я, — Андреаса убили!“ Подбежал я, гляжу — Андреас сидит в яме, стонет и краешком глаза поглядывает, как воронье раздирает убитых аскяров. Рядом посуда с водой стоит.

— Андреас, — сказал я, — ты ранен, давай отвезу тебя в Ереван.

— Нет, — сказал он, — я гонец Андраника-паши, я должен вернуться к нему. Привяжи меня к седлу, и выведи на дорогу, лошадь сама привезет меня в Лори.

— Андреас, — сказал я, — ты пришел к нам гонцом седьмого мая, а теперь конец мая, Андраник, небось, давно уже из Лори ушел.

— Все равно, привяжи меня к седлу, где бы паша ни был, лошадь привезет меня к нему, — настаивал Андреас.

Вижу, нет, не переспоришь его, кое-как поднял, усадил в седло, привязал покрепче, чтоб не упал. „Что ж, догоняй давай войско Андраника“, — сказал я и вложил ему в руку поводья. Отъехал он немного, а я стою смотрю вслед. Вдруг Андреас распутал веревки и машет кулаком, кричит вороньей стае: „К Еревану не приближайтесь, от вас смердит! На это поле сошел сам прародитель Ной, он посадил здесь виноградную лозу. Вот так-то мы справимся со всеми, кто пойдет на нас!“

Куда он такой поедет, думаю, отвезу-ка я его лучше в больницу при крепости.

Я в порядке, не задерживай меня, я должен догнать пашу! — Андреас кое-как выпрямился в седле и направил коня в сторону Егварда.

Куда привез его мой конь, я так и не узнал, но, пока я еще мог его видеть, он поднимался в горы все выше и выше.

В тот же день меня ранило в ногу, и я оказался в госпитале в Ереване, это в Ереванской крепости. В этой крепости была еще одна крепость — по имени Шушан. Шушан меня узнала.

— Почему, — спросила она, — полководец Махлуто прислал меня сюда, а сам за мною не приехал?

Шушан была сестрой милосердия. Она ухаживала еще за одним манаскертцем, раненным в Сардарапатском бою.

Вскоре нас с манаскертцем выписали из госпиталя. Мы двинулись через Канакер к Егварду. В Егварде мы узнали, что Фетара Манук со своим войском выступил против правительства Араратской республики. К нему присоединился мушец Странник, он только что вернулся из Сардарапата. Мы спросили Манука, что было причиной этого бунта, и он сказал, что власти Армении заключили мир с Вехибом-пашой, уступив ему большую часть наших земель, а полководца Андраника изгнали за пределы республики.

— Андраника изгнали? Выходит, мы напрасно воевали в Сардарапате и Баш-Апаране, — сказал манаскертец, и мы с ним поехали к Нор-Баязету.

В селе Лчашен манаскертец встретил беженку по имени Вардануш. Сколько на свете живу, двух красавиц только видел в своей жизни — Шушан и Вардануш. Манаскертец был сражен красотой Вардануш и остался в Лчашене.

— Во всем мире сейчас неспокойно, а тревожней всего — в Армении. Время для любви не настало еще, — сказал я.