Зов пахарей

Они пришли и заполнили канву повествования, некоторые — под своими именами, некоторые — под вымышленными. Но по-прежнему это был все тот же трудолюбивый и стойкий армянский крестьянин, чей образ всегда стоит перед моими глазами. Каждый из них предстал со своей историей — все вместе они сплели эту книгу. Каждая глава ее представляет собой отдельный рассказ; объединенные, они являют собой роман.

Работая над этим романом, я обращался к мемуарной литературе, вышедшей у нас на родине, а также в диаспоре, за рубежом, к свидетельствам очевидцев, историческим и этнографическим публикациям, используя как материал те или иные отрывки или факты только в том случае, если они непосредственно перекликались с моим повествованием. Но лучше сказать об этом словами главного героя: «Итак, я расскажу вам жизнь свою и своего поколения, все как было. Я поведу вас в такие края, где вы никогда не бывали. Следуйте за мной. Я буду идти пешком или же оседлав коня, как придется. Когда устанете — скажите, остановимся, передохнем.

Но кто это взял под уздцы моего коня? А, брнашенец, это ты! Ты снова появился на склонах горы Сим. Ох, просто безумец ты! Куда же ты пришел в такую рань? Утренняя роса еще покрывает ноги, и лицо обвевает свежий ветерок. Ну ладно, что с тобой поделаешь, идем со мной. Пойдем пока вдвоем, а там, глядишь, объявится сам Шапинанд и герои Взрыв-родника.

И все же дай мне хотя бы в последний раз послушать урок моего учителя Мелкона».

ЗОВ ПАХАРЕЙ

И вереницами, вереницами поднималась вверх Наших навьюченных друзей стая…

Е. Чаренц

Часть первая

1. «Зов Пахарей»

В городе Муше[2], в квартале Сурб[3] Маринэ шел урок армянского языка.

— А ну, скажи наизусть «Зов пахарей», — ткнул перстом учитель Мелкон в сидящего в последнем ряду смуглолицего паренька: тот, припав к окну, смотрел встревоженно туда, где в ущелье утопают сады Дзоратаха.

Ученик встал.

Все сидели парами, а этот один сидел. Его сосед по скамейке год назад оставил школу, приговорив своего товарища коротать время на последней скамье в одиночестве.

Раз в неделю учитель Мелкон заставлял учеников повторять армянский алфавит. Ученики должны были назвать подряд все буквы, перемежая их утренними песнями и шутливой перебранкой армянских селян. Такой способ запомнить алфавит в стихотворной форме выработал наш учитель Мелкон, преследуя цель навеки запечатлеть в памяти учеников вид армянских письмен, их начертание и последовательность. Произносить стихи надо было так, чтобы казалось: на дворе утро и пахари зовут друг друга в поле.

— Айб, бен, гим, накрошу, поем…

— Чего поешь? — прерывает ученика варжапет[4] Мелкон, насупив брови.

— Клулика в виноградном листе с красным перцем. Взрыв смеха в классе.

— Хорошая штука клулик по-мушски, да еще с красным перцем, но только после того, как выучишь урок, — пригрозил учитель. — А не то, видишь, вон они, розги.

— Наоборот, сначала поесть, а уж потом выучить урок, — пробурчал смуглолицый паренек, неприязненно покосившись на связку тонких прутьев, сложенных в углу для неслухов и лентяев.

— Скажи-ка «Зов пахарей» ты, — обратился господин Мелкон к другому ученику, сидевшему впереди и получавшему по математике и армянскому одни пятерки с плюсом.

Светлоглазый, востроносый, с кудрявыми волосами, спадавшими на лоб, — таков был Санасар, мальчик из Сасуна. Перед тем как ответить урок, он всегда обращался к горе Марута’, словно бы набираясь у нее силы. «Йя, Маратук!» — говорил он, как заклинание, и только после этого шел отвечать урок. За что и прозван был одноклассниками «Йя Маратук».

Санасар с готовностью поднялся и, воскликнув свое обычное «Йя, Маратук!» — задрал лицо кверху и зачастил вдохновенно:

Айб, бен, гим, Вставай,
Оваким, Да. эдж, за,
Подводи быка. Э, ыт, то,
Поднимайся, Тато… Ра, сев, вев,
Работай, как лев, Тюн, ре, цо,
Вымой лицо. Вьюн, пьюр, ке,
Топай, Срке, Ев, о, фе,
О, прилечь в холодке.

— Молодец, Санасар! Ты из какой деревни в Сасуне?

— Из села Джртник, провинции Бсанк.

— Я доволен тобой, мой сын. Вот как надо отвечать «Зов пахарей», а не думать о том, как бы наесться клулика с перцем, — заметил учитель Мелкон и, раскрыв журнал, поставил против имени Санасара очередную пятерку с плюсом.

И хотя замечание относилось к сидящему на последней скамье ученику, тот по-прежнему был поглощен тем, что происходило внизу, в ущелье, и совсем не слышал своего учителя.

— Мамикон, где ты, очнись.

— Айб, бен, гим, вставай, Оваким. Да, эдж, за, запрягай быка, — повторил вслух смуглый парень и, быстро распахнув окно, выпрыгнул на улицу. — Я пошел, учитель, — послышался голос Мамикона уже с улицы. Перебегая с кровли на кровлю, он устремился к садам Дзоратаха.