Когда он проходил через Хнус, множество армянских пахарей присоединились к нему. Эмин, потрясая „Историей Армении“ Мовсеса Хоренаци, восклицал: „Почему вы терпите такое? Беки и князья вооружены и властвуют в вашей стране!“ Сельский священник со святой книгой в руках решительно шагнул вперед и ответил:
„Нашего села и всей таронской стороны почтенный гость, ты пришел из страны, которая нам неведома, точно так же, как сам ты ничего не знаешь про нашу страну, о которой сейчас толкуешь… Достойный наш сын армянский, в святой книге написано — через шестьсот шестьдесят шесть лет должен явиться некто, он освободит нас от османской напасти. Ты, сдается мне, не этот человек, поскольку слишком рано пришел. А раз так, возвращайся-ка ты в ту страну, откуда пожаловал“.
И Овсеп Эмин, почувствовав, что так оно и есть — рано он пришел, покинул Хнус и через старый Баязет пошел к Эчмиадзину.
Еще сильней глас свободы прозвучал в Тароне лет через сто после Овсепа Эмина.
В те годы в Муше не было никаких армянских партий. Имелось лишь общество, называлось оно „Вардан“. Каждый крестьянин и ремесленник, который брался за оружие с тем, чтобы идти против султана, являлся членом общества „Вардан“. В 1879 году в Муше была основана школа Объединенного товарищества, которую назвали „Кедронакан“, что означает „Центральная“. В Муше же началось строительство еще одной школы — для армянских барышень. Это просветительское движение среди армян вызвало недовольство султана и зависть курдских беков. Когда ученики „Кедронакана“, проходя через рынок, пели, задорно отбивая такт рукой, „Которая страна Армения“, начальник тайной полиции Муша Хюсны-эфенди с особым интересом наблюдал их шествие, цедя сквозь зубы — армяне, мол, „стремятся к независимости“.
Вскоре произошло неожиданное.
Три дня назад жандармы султана схватили в сасунских горах бродячего проповедника по имени Мигран. Я сам лично видел, как шел Мигран, окруженный двумя рядами жандармов, в традиционном сасунском наряде, босой, на голове белая шапка сасунца — арахчи, шел гордо, красиво шел, и лицо открытое такое, идет и улыбается. Народ высыпал на улицу — весь Муш был тут.
Миграна провели через толпу — и прямо к начальнику тайной полиции.
А вчера…
Вчера гордого проповедника вывели из управления, провели прямо под нашими окнами, препроводили в Багеш. Он сидел на коне связанный, и одна из жандармских лошадей лягнула его, раздробив ему ногу. Так, с раздробленной ногой, доставили бунтаря миссионера в багешскую тюрьму. Мигран был первым бунтарем в Тароне.
Воодушевленные поимкой проповедника, несколько молодчиков из людей Хюсны-эфенди у родника Поркан разбили кувшины армянских барышень. В Дзоратахе послышались женские крики; единственная черкешенка в нашем городе, девушка по имени Мави, — она стояла в очереди к роднику вместе с армянскими женщинами — набросилась на жандармов и получила два ножевых удара».
— Она умерла, дядя, благослови меня, я ухожу! — закричал я, бросаясь перед Бдэ на колени.
— Кто умер? — растерянно спросил мой дядя.
— Мави умерла, та девушка, которую я видел в горах Манаскерта, она любила меня и подарила мне во время наших тайных свиданий вот этот кинжал, Благослови меня, я пойду.
— Куда? — воскликнул Бдэ, встав с «Ишатакараном» в руках.
— Куда судьба и долг поведут.
— Благослови тебя бог, родимый, храни тебя создатель, — взволнованно сказал он, опуская руку с «Памятной книгой» на мою голову.
Я вышел от Бдэ и направил шаги к роднику Пахорак. Долго смотрел на радостную, веселую воду, бегущую по его желобку, и, наклонившись, зачерпнул горсть. Потом двинулся к прибрежным зеленым тополям.
Мушская речка, постанывая, катилась передо мной. Ах, эта речка, этот громогласный чистейший ручеек моей родины! Она бежала с юга и устремлялась на север, деля Дзоратах на две части. Сколько мостов снесла эта речка, когда на нее находило буйство, особенно в дни весеннего половодья! Таяли снега на горе Сим и на Цирнкатаре, и речка, выйдя из берегов, с грохотом неслась по улицам города.
Куда она мчалась сломя голову, бог весть.
В полдень к мосту Фре придут купаться мои товарищи — Чиро, маленький Арам и Шахка Аро. Больше они не увидят меня возле этой речки и не найдут мою одежду под устремленными к небу прибрежными тополями.
Родимого города речка в последний раз блеснула перед моими глазами и исчезла за домом дядюшки Бдэ.
3. Обед с Самиром
Выйдя из города, я выбрал дорогу, ведущую к Канасару. И вдруг на меня нашло сомнение. Куда идти? К Сасуну податься или же, наоборот, спуститься в Мушскую долину? Для того чтобы попасть в Сасун, мне надо было подняться на одну из вершин Сима, на гору Чанчик, и оттуда свернуть к деревням Шеник и Семал. Чтобы попасть в долину Муша, я должен был пробираться по склонам Канасара, держа направление на восток. И поскольку я уже был на этой дороге, я решил продолжить ее.