Зов Перводрева (СИ)

Я сдохну здесь, расплавленный собственной магией. Я, как и всегда, откусил больше, чем могу проглотить. Эта интоксикация божественного теперь убьет меня. Инструкция для идиотов по работе с препаратом, которую я читал наверху, оказалась не такой уж идиотской. Мне не выдержать, зря я расколошматил эту реторту...

Моё сердце забилось еще чаще, под десять ударов в секунду, а потом оно взорвалось...

Острая боль в грудине.

Моя аура стремительно погасла, но уже почти лишившись чувств, я увидел, что препарат на полу все еще сияет.

Всё. А вот теперь темнота.

Смерть.

Глава 193 — В поисках Великой Мудрости

Желтороссия, провинция Шаньси,

Около восьми утра по Урганскому времени

— Ну и куда все пропали? — нетерпеливо осведомился барон Чумновский.

Этот был братом Старшего Чумновского, которого Саша Нагибин послал в метро вместе с Таней. Впрочем, воняло от Владимира Периайтовича не лучше, чем от его братца Старшего Чумновского.

В волосах у Владимира Периайтовича копошились какие-то клопы, а его громадное пузо под мундиром как-то странно шевелилось, будто из него рвались наружу орды глистов.

Чумновский Пете не нравился. Впрочем, Пете никто не нравился. Петя ненавидел людей, поскольку не видел в жизни от них ничего хорошего. «Люди — это реально тупое говно», как пела запрещенная Имперская группа Древосток.

И места жительства людей были не лучше самих людей. Взять хоть вот эту китайскую деревушку, освещенную первыми рассветными лучами... Если бы Петю кто-нибудь спросил, как ему это место, то Петя бы не ответил, а только поморщился в ответ. Деревушка напоминала реальный бомжатник. Красивыми здесь были разве что остроконечные черепичные крыши, в которых было нечто от изящества китайских иероглифов. Но в остальном...

Дома из кирпича представляли собой настоящее хаотичное нагромождение камня, как будто китайцы подобно муравьям просто хватали эти кирпичи и втыкали их в случайные места. Некоторые дома как будто слиплись друг с другом — один коттедж переходил в другой, а тот в третий. Мерзко. Хотя для Пети все было мерзко, и семичасовой перелёт в Китай, а потом долгое путешествие на убитом Бегуновъ-внедорожнике по не менее убитым китайским дорогам настроения парня ни фига не улучшили.

Кроме домов в деревне еще был мусор — он здесь валялся прямо на улицах, ветер катал по селу какие-то плетеные корзины, пучки сена, банки из-под кваса и рисового пива...

Еще рядом с селением текла река, судя по цвету, состоящая по большей части из грязи и дерьма. Это было тем более противно, что деревня была рыбацкой — между домов в узких проулках здесь местами сушились огромные сети. Значит, местные еще и питаются дерьмом. Впрочем, выяснить, жрут ли эти селюки дерьмо на самом деле, было просто не у кого. В деревне было много всего, но не было жителей. Из обитателей деревни Петин отряд, посланный в глубинный Китай искать культиваторов, обнаружил лишь одного облезлого пса.

Пёс был неагрессивен, даже повилял хвостиком, и Петя погладил его по голове рукой в перчатке. Собак Петя любил, в отличие от людей. Заметив такое настроение хозяина, слуга Пети перс Шашин бросил псу бутерброд с налимом. Китайский пёс бутерброд сожрал и остался доволен.

После встречи с собакеном они еще прошлись по деревне, но так больше никого и не встретили. И вот тогда Чумновский и начал вонять, во всех смыслах этого слова.

— Почему никого нет? Куда все делись-то? — возбухал Владимир Периайтович.

— Прячутся, — спокойно пояснил граф Соколов, — Я же уже говорил. В стране война, если вы не заметили, Ваше Благородие.

На плече у Соколова восседала какая-то остроносая птица, нечто среднее между орлом и чайкой. Эту птицу Соколов законтроллил еще у реки, где она ловила рыбу. По словам Соколова птица могла предупреждать об опасности. И сейчас она предупреждала — птица странно крикнула, уже третий раз за последнюю минуту...

— Война-то война, но куда все ушли? — продолжил негодовать Чумновский, — Не могли же местные просто раствориться!

— Молчи, вонючий лаовай, — со своей обычной непосредственностью потребовал триада Чен, — Ушли местные. Вон туда. В горы. Когда война — селянин всегда уходит. Такова его собачья доля.

Чен указал на желтые песочные утесы за грязной рекой. По поводу «гор» — это Чен, конечно же, погорячился. Назвать эти холмы горами можно было только с сильной натяжкой. Триада повёл своим холёным пальцем с идеально ровно остриженными ногтями чуть левее — там холмы были каменными, с острыми вершинами, на самом высоком холме торчало несколько кирпичных хибар.

— Монастырь, — сообщил Чен, — Тяньшань-Джихуэй. Храм Небесной Премудрости. Там культиваторы.

Чумновский захохотал так, что, казалось, у него сейчас взорвётся пузо:

— Чего? Вот это дерьмо из спичек и желудей — даосский монастырь? Что ты несешь, желторожий?