Зов сердца. Часть вторая

Отец приподнял правую бровь, вопросительно взглянув на меня. Качнула головой: потом, все потом. Прижалась к нему. Сейчас я хотела домой, увидеть маму.

Вард тихо договорился созвониться с отцом, Нола обняла меня на прощанье и шепнула:

– Буду рада встретиться и поболтать где-нибудь в кафе, а не в инквизиции.

– Инквизиции мне не избежать, я пойду как свидетель. Забыла?

– Точно! – Девушка хлопнула себя по лбу. – Я забыла, прости.

Отец забрал у Варда мой чемодан, я взяла его под руку, за три года отвыкла от толпы. Обернулась, ощутив чужой взгляд, и встретилась глазами с Дерриком. Он презрительно усмехнулся, заставив меня вновь почувствовать стыд. Нет, Самира, нет. Не ведись! Но щеки запылали, и ухмылка мерзавца стала шире. Оборотень снова спас меня, просто закрыл широкой спиной, и я, сжав зубы, отвернулась.

Старенькая черная машина везла нас домой. В столице давно горожане были на ногах, спешили на работу, по своим делам. Автомобилей становилось все больше, звуки моторов, сигналы – все слилось в один гул. Город просыпался.

Когда отец привез меня к трехэтажному зданию, создалось такое ощущение, словно я никуда не уезжала. Вернее, уезжала, но ненадолго: всего на пару недель, погостить у бабушки.

Подняла голову: наша квартира располагалась на втором этаже. Снег медленно кружился и падал на лицо. Мама уже стояла возле окна и махала мне рукой. Сердце сжалось от волнения и радости. Я просто рванула наверх, перескакивая через две ступеньки, и когда оказалась на площадке, открылась дверь.

– Мама!

– Самира!

Мы обнимались, крепко прижимаясь друг к другу, и плакали. Смеялись и плакали. Я вернулась на пару часов в детство, забыв обо всем. Мы вспоминали прошлое, говорили о настоящем. Я рассказывала о Голстоне, о своей работе, доме и Маргоше, которую пришлось оставить на попечении миссис Уокер.

– Как же я рада, что наконец ты смогла вырваться и нас навестить! Ты надолго? – поинтересовалась мама, когда я стала мыть посуду, а она убирать со стола.

Что-то нужно было ответить. Правду? Я не хотела ее лишний раз тревожить, но и обманывать тоже.

– В Голстоне убили девушку, и я… контактировала с ее душой.

– Было страшно? – тихо спросила мама, положив в раковину грязные ложки и вилки.

– Страшно, но мне помогал Вард… мистер Торгест, – поправилась, пряча смущенный взгляд. – И я справилась. Вот приехала как свидетель.

Мама вдруг обняла меня, поцеловала в щеку.

– Я бы очень хотела, чтобы ты осталась, но тебе двадцать один год, из них три года самостоятельной жизни – и ты молодец, отлично справлялась! Только вот похудела, – вздохнула она и веселее добавила: – Но я все исправлю. Буду теперь каждый день пироги печь.

– Мама, я же потом не влезу в свои платья! – улыбаясь, покачала головой.

– А мне твое платье совершенно не нравится. Слишком темное. Давай завтра пробежимся по магазинам. Джейн вот молодец, всегда нарядная. И Эметта приучила, а Стив у нас вообще красавчик.

Мама стала рассказывать про племянника, которому всего было два месяца. Я слушала ее и внутренне успокаивалась. Дома хорошо, и правду говорят: родные стены помогают. На душе становилось умиротворенно, все заботы остались в Голстоне, а здесь только тихая радость.

Усталость и недосып взяли свое, и вскоре я стала зевать. Мама с отцом отправили меня отдыхать, и ополоснувшись в ванной после дороги, я легла на кровать в своей спальне.

В комнате почти ничего не изменилось. Я словно вернулась в прошлое. С щемящей ностальгией разглядывала бело-розовую мебель, прозрачный балдахин над кроватью и мягкие игрушки на маленьком диванчике, который стоял напротив. Я вдруг вспомнила о дневнике, как открывала ему секреты, рассказывала про первую любовь, предательство… А потом сожгла, громко рыдая.

Мама права, я изменилась. Жизнь вдали от семьи приучила надеяться только на себя, а в отчем доме я расслаблялась. Нельзя. Вард говорил все очень серьезно.

Незаметно глаза закрылись, и я провалилась в сон, в котором не было ярких, светлых цветов, лишь мрак и холод. Я оказалась среди ржавеющего металлолома, среди сотни сломанных машин. Тишина стояла жуткая, даже ветер не обдувал лицо. Посмотрела под ноги: жухлая трава и сухая листва покрывали землю. А потом услышала детский голосок, совсем недалеко, и я пошла на его зов. Вскоре увидела пятилетнего мальчика, он сидел на коленках возле ржавой машины, передние двери которой грустно повисли. Ребенок прижимал к сердцу алую женскую туфлю с когда-то белоснежным бантиком в виде украшения. Мальчик укачивал обувь и тихо пел колыбельную. Он ласково гладил красную кожу, подносил туфлю к губам и целовал.

– Привет, Самира.

Я вздрогнула, когда услышала голос маньяка. Ребенок повернул голову, и наши взгляды встретились. На меня смотрел мальчик с уставшими взрослыми глазами. Он говорил голосом мистера Хатчера.

– Что молчишь? Испугалась?

Лишь усилием воли заставила себя помотать головой.

– Я всегда мечтал открыть обувной магазин, делать самому вот такие красивые туфли. Он подарил мне надежду, а я, глупец, поверил.