— Потому что, кроме всего прочего, это еще и сильнейший наркотик. Он дает отличный кайф Более того, при достаточно длительном употреблении «Гром» повышает коэффициент интеллектуальности аж на двадцать пунктов. Но зато потом в мозгу подавляется выработка нейросекретов вазопрессина и окситоцина, что резко ослабляет функции мозга. Для восстановления его работы после этого необходимо вливать все более высокие дозы наркотика, что, в свою очередь, ведет к еще большим отрицательным последствиям, снова требующим еще больших доз наркотика. И так далее по нарастающей, пока человек…
— Понятно, — подхватил Стюарт. — Положительная обратная связь, ведущая к засасыванию в наркотическую трясину и бесконечному повышению доз до смертельного уровня.
— Присоединитесь к нашему грандиозному празднику! — взревел голос из громкоговорителей со стороны карнавала неоимажинистов.
— Правильно, — согласился Гриффит. — Так развивается наркомания. Очень хреново. Но фирма «Благоухание роз» не спешит обнародовать отрицательные последствия и продолжает распространять свое изобретение в качестве лекарства. Синтез этого вещества настолько сложен, что подпольные химические лаборатории пока не в состоянии производить его в больших количествах, к тому же затраты очень велики. Получается слишком дорогое лекарство. Но у меня есть друг в Орландо, который работает на шаттле. Он имеет доступ кой-куда.
— Это он достает тебе «Гром»? — спросил Стюарт.
— Да. Так ты согласен?
— Звучит очень заманчиво. Кому я должен передать пакет?
Гриффит стер со лба пот.
— Пареньку по кличке Спасский. Небольшой такой, лет пятнадцати. Он там главарь небольшой банды. Спасский сделал себе пластическую операцию под названием «Маска города». Наверное, видел таких?
— По телевизору.
Это был последний писк моды — путем пластической операции лицу придается чудовищное, умышленно отвратительное выражение, прозванное «Маской города».
— Этих молодых балбесов с «Маской города» невозможно отличить друг от друга, — сказал Гриффит. — Именно поэтому они и уродуют себя. Своего рода маскировка.
— Чего только не придумают молокососы!
— Вот дерьмо! Ненавижу. На Шеоле я видел настоящих мутантов, не то что эти ублюдки.
Стюарт заколебался: не расспросить ли сейчас о Шеоле? По спине пробежал нервный озноб. Он посмотрел на карнавал, на праздничные транспаранты, флаги. Небо вдруг потемнело, словно затянулось тучами. У него возникло чувство, что где-то внутри повернулся невидимый выключатель. Решение было принято. Словно перешел через мост в неизвестность.
— Я доставлю пакет, — сказал Стюарт.
— Хорошо. — Гриффит бросил сигарету в траву, затоптал ногой.
— Гриффит, я хотел бы узнать еще кое-что.
Но тот, казалось, не обратил на его слова никакого внимания, пристально разглядывая туманный горизонт.
— Шеол. Расскажи о Шеоле, — выдавил из себя Стюарт.
Гриффит дернулся, словно от удара хлыстом.
— Я знал, — тихо сказал он. — Я знал что ты попросишь об этом.
От волнения у Стюарта пересохло во рту.
— Расскажешь?
— Завтра, — сказал Гриффит, по-прежнему глядя вдаль. — Завтра, когда передам тебе пакет.
Стюарт вздохнул с облегчением.
— Для меня это очень важно. Извини.
— Ничего. — Гриффит перевел взгляд на траву. — Ты здесь ни при чем.
Стюарт достал из кармана пачку «Занаду». Ему хотелось продлить чувство облегчения.
— В самом деле, — кивнул он, — я здесь ни при чем.
Поздним вечером Стюарт ожесточенно тренировался на крыше кондеколога Ардэлы. Под ногами, словно трава, похрустывал зеленый искусственный ковер, положенный на бетон. Освещенное дно бассейна отливало золотисто-голубым сиянием, по краю потянулись тени от металлических труб, поросших мохнатыми водорослями.
Стюарт уже обливался потом, но упрямо продолжал наносить удары. Он был предельно собран, вслушиваясь в ритм сердца, контролируя дыхание.
Стюарт часто приходил сюда, как правило, поздно вечером, чтобы потренироваться без любопытных глаз. Днем здесь толкалось слишком много народу, но с наступлением темноты публика расходилась. По вечерам на крыше было чудесно. Где-то внизу шумел город, а здесь было тихо и темно, лишь загадочно мерцала вода в бассейне.