Зов смерти

— Хирургический разрез, — пояснил Дикон, проводя пальцем по шву на шее миссис Чандлер. — То есть с первого раза он прошел через трахею и пищевод. Со второй попытки убийца углубил разрез до шейных позвонков и спинного мозга. После этого голову от туловища можно отделить без труда, если бы преступнику понадобился подобный трофей. В любом случае времени у убийцы хватало, однако он не довел дело до конца. Теперь обратите внимание вот на это, — указал на рот Делии Джек. Уингейт и Хейзел пододвинулись поближе, чтобы лучше рассмотреть. — Трупное окоченение уже прошло, но изначально кончик языка находился за верхними зубами. Говард сказал, что все выглядело так, будто женщина кричала от ужаса.

— Бог мой… — прошептал Уингейт.

— Хотите посмотреть фотографии с места убийства? — Джеймс молча кивнул. Джек взял папку со стола за его спиной, вынул пачку фотографий, выбрал одну и передал ему. — Трупное окоченела начинается обычно через три-четыре часа после момента наступления смерти, а именно с окоченения мышц лица и шеи, потом постепенно распространяется по всему телу. Через двенадцать часов весь труп находится в состоянии окоченения, затем оно исчезает — обычно в том же порядке, в котором появилось, — и наступает так называемый момент разрешения. В редких случаях трупное окоченение развивается мгновенно — обычно такое происходит при насильственной смерти. Во время «трупного спазма» убитый коченеет так сильно, что невозможно его разогнуть или вытащить сжатые в кулаке предметы. Если это волосы убийцы или какие-нибудь другие улики, считайте, что вам повезло. Но в нашем случае, — Дикон снова показал на фотографию, — это абсолютно необъяснимо. Допустим, жертва отчаянно кричит, а в нее стреляют и попадают прямо в сердце. Тогда убитый падает наземь, а язык вываливается изо рта, то есть остается снаружи и через три часа коченеет в этом положении.

— Так что же случилось с Делией?

— Такие лица только и встречаются что в фильмах ужасов. Вообще мертвые больше напоминают напившихся людей в состоянии ступора. И они не открывают рот, и уж тем более не прижимают язык к верхним зубам.

Хейзел поймала себя на том, что пытается воспроизвести положение языка Делии.

— Хорошо, и как все это понимать?

— А вывод напрашивается один: убийца придал языку такое положение сам и держал его пальцами во рту жертвы минут сорок до окончательного окоченения жевательных мышц, предварительно выждав три часа после момента наступления смерти.

Хейзел с омерзением сняла перчатки, и Уингейт не замедлил последовать ее примеру.

— И еще одна деталь, — остановил их Дикон. Он приподнял руку трупа, чтобы дать им возможность рассмотреть без помех ладонь и пальцы Делии. — Левый мизинец миссис Чандлер сломан.

— Наверное, она сопротивлялась? — предположил Уингейт.

— Никаких следов борьбы нет, так что вряд ли. И еще: на пальце жертвы сохранился отек, — следовательно, убийца сломал его до того, как высосал из нее кровь.

Хейзел внимательно осмотрела вторую кисть руки.

— Только на одной руке?

— И только один палец!

— Именно тот, который легче всего сломать, — отметила она, и Дикон согласно кивнул.

Почти целую минуту доктор и оба детектива молча рассматривали руку Делии, и каждый думал о чем-то своем.

— Возможно, убийца не хотел причинять ей боль, — наконец предположил Уингейт.

— И поэтому сломал старушке мизинец?

— Ну, сломал, чтобы удостовериться, точно ли она заснула от лекарства, — продолжил свою мысль Джеймс. — Потом он отравил миссис Чандлер, вставил ей в ногу иглу и сделал свое черное дело.

Джек отпустил руку трупа, а Уингейт повернулся к своему новому боссу.

— Подумать только, какой заботливый убийца! — с издевкой воскликнула Хейзел.

Доктор Дикон покатил каталку с трупом на место к ячейке в стене.

В Порт-Дандас детективы ехали в молчании, которое нарушала только тихая музыка, льющаяся из радиоприемника. Нет, это не похоже на сострадание, думала Хейзел. Ей не давало покоя предположение Уингейта о предусмотрительности убийцы. Если новичок прав, значит, преступление совершено не в порыве ярости, не из чувства мести и не из ненависти. В пылу страстей ошибок не избежать! Но чего добивается убийца, пытаясь представить сцену преступления как убийство в приступе неудержимого гнева? Делия и так стояла на пороге смерти — ее медленно убивал рак. Может быть, своей смертью она хотела выразить протест против страшной болезни, положить конец мучительному, медленному угасанию и самой поставить точку. Тогда как понимать историю со ртом, что за ней скрывается?

— Что ты имел в виду, когда говорил о «заботе» убийцы о своей жертве? — обратилась Хейзел к Уингейту.

В первый раз за время поездки он оторвал глаза от автострады, в которую напряженно всматривался в ожидании поворота на Порт-Дандас.

— Не стоило мне этого говорить, — расстроился Джеймс. — Ведь мне пока ничего не известно об убийстве.

— Мы знаем не больше твоего, детектив. Кстати, размышление вслух помогает в следствии.

— Убийца мог сломать палец случайно.

— Ты сам-то в это веришь?