За последним коттеджем дорога пошла под уклон. Хейзел чуть прогнулась назад и тут же ощутила острую боль в пояснице. Иногда казалось, что вместо спины ей вставили стальную не гнущуюся пластину. Она замедлила шаг, стараясь без нужды не напрягать спину. Деревья полностью скрывали озеро, но тропинка вывела ее прямо на берег. Хейзел нравилось смотреть на водную гладь, меняющуюся под дуновением ветра и отражающую небесный свет. Озеро казалось живым существом, успокаивающим взбудораженные мысли. Если бы ей захотелось пожить среди бесконечных убийств и городской суеты, она давно нашла бы работу в Торонто. А Хейзел осталась в Вестмьюирском округе. Только он гарантировал
Сорок лет жизни она отдала замужеству, чтобы потом собирать разлетевшиеся в разные стороны осколки. Возможно, ноябрьское расследование тоже поставит крест на ее карьере.
Хейзел прошла на один из причалов. Над водой стояла тишина, если не считать плеска волн, ударяющихся о доски мостков. Марта скорее всего еще спит в своей квартирке в Торонто. Заняться нечем, и, чтобы отвлечься от грустных мыслей о том, что случилось, Хейзел представила, как она целый день будет болтаться по дому в одной пижаме. Почему-то эта мысль ее расстроила. Эмилия, наверное, тоже еще в кровати, но тут Хейзел решила подумать о чем-нибудь другом и сошла с мостков на берег.
К тому времени, когда Хейзел вернулась, ее старенькая мама, королева вечеринок, по-прежнему валялась в постели, а в доме приятно пахло свежезаваренным кофе. Она налила себе самую большую кружку. На часах еще только девять тридцать. Хейзел решительно набрала номер Марты и дождалась, когда в трубке послышался печальный голос дочери.
Выходной закончился в три часа дня. Хейзел в первый раз за месяц хозяйничала на кухне и варила овощной суп на курином бульоне. Эмили с подозрением отнеслась к ее инициативе и лишь ехидно поинтересовалась, что за зелье из глаз тритона собирается сварить ее родная дочь. Что поделать, если не часто доводится кухарничать! И тут позвонил Уингейт.
— Нашли еще один труп, — сообщил Джеймс. — В этот раз священник из Нью-Брансуика.
— Думаешь, один из наших? — уточнила она.
— Констебль Эштон получил фотографию по электронной почте. Явно работа Усыпителя!
— Надо немедленно передать фотографию Марлен Тернбулл!
— Я уже показал ей, босс. Надеюсь, вы не рассердитесь на мое самоуправство?
Хейзел пришлась по нраву расторопность молодого сотрудника, однако вслух она ничего не сказала.
Скорее всего… — Уингейт запнулся — видимо, сверялся с записями — и уверенно продолжил: — Священник Прайс произносит глухой фрикативный согласный звук.
Хейзел принялась отскребать овощи со дна кастрюли, а кулинарный эксперт в лице мамы, не отрываясь от телевизора, заявил:
— Пахнет горелым!
— Знаю, мама, — с досадой в голосе ответила дочь.
— Мне позже перезвонить? — осведомился Джеймс, определив по голосу шефа, что звонит не вовремя.
— Не надо. Когда приезжает знакомая Марлен?
— Автобус прибывает по расписанию в пять часов вечера.
— Отлично, вот тогда и перезвонишь. — Хейзел повесила трубку.
Из соседней с кухней комнаты послышался голос Эмили:
— Дорогая, а знаешь ли ты, что говорят о хозяйке, если у нее пригорает суп?
— Даже слышать не хочу, мама!
— Так вот говорят, что она совершенно не умеет готовить! Даже страшно представить, что у тебя получилось вместо супа!
Хейзел содержимое кастрюли мало интересовало. Больше всего хотелось завалиться в кровать, чтобы к вечеру собраться с силами для предстоящей встречи. Выключив плиту, она оставила в покое загубленный суп, поднялась в свою комнату и свернулась калачиком в постели под ворохом одеял. Ноги постоянно мерзли, несмотря на груду одеял, поэтому Хейзел всегда ложилась спать в носках. Стоило ей задремать, как в дверь постучали.
— Бог мой! Что еще случилось? — разозлилась Хейзел.
— Офицер Уингейт интересуется, к какому времени им ожидать тебя, — сообщила Эмили, заглядывая в комнату.
— Я же сказала, в пять! Дайте наконец поспать!
— Хейзел, уже шесть вечера!
Она откинула одеяла и недоверчиво покосилась на будильник на прикроватной тумбочке. Как ни странно, три часа пролетели незаметно и, что хуже всего, она по-прежнему чувствовала себя разбитой.
Джеймс Уингейт открыл дверь и устремил на Хейзел обиженный взгляд, который, казалось, говорил: «Вы