Зов топи

— Соглашусь. Навь не имеет тела. Тварь может принимать любой облик, — он развел руками. — Воину навь явиться в облике погибшего друга. Матери, потерявшей дитя, в облике ребенка, а осиротевшему ребенку в облике матери. Перед охотником промелькнет желанным зверем…

— А если это будет слепая старуха? — перебил заинтересовавшийся король. — Для слепых навь не опасна?

— Слепая услышит дивной красоты пение и голос друга детства. Каждый получит то, чего желает. Навь может настигнуть путников в любой момент и днем, и ночью. Она появиться, увлечет их за собой и, заведя в топь, устроится рядом, наблюдая, как беспомощные люди тянут к ней руки из омута. А навь жиреет, впитывая надежду, разочарование, страхи своих жертв.

— Умеешь нагнать жути… Неужели от нее нет защиты?

— Нельзя сворачивать с намеченного пути. Кто бы и что бы ни обещал, как бы ни звал, не просил. Каким бы заманчивым не казался раненый олень или сладким голос юной девицы, попавшей в беду.

— Похоже, ты точно знаешь, о чем говоришь. Навь являлась тебе? — король был уверен, что червь воли не позволит солгать на его прямой вопрос.

— Да.

— И чего же желал Безмолвный герцог?

— Горячего питья и мягкой постели, — вздохнул Рихард. — Моя лошадь убежала с поклажей, я три дня шел пешком под проливным дождем. На рассвете совсем продрог. И вдруг рядом со мной возникла навь. Она приняла вид удобной лежанки и кубка с медовухой. На миг я решил, что заснул прямо на ходу.

— И что ты сделал? Прошел мимо? — затаив дыхание спросил Томас.

— Нет, лег на лежанку и умер… — возразил Рихард. Раздался смех.

Хоть нутро Рихарда и горело от яда червя, сердце болело, он сумел солгать. Королю незачем было знать, что навь являлась на его пути в облике могучего дерева, чья густая крона полна серебряных листьев, а узловатые, крепкие корни, напоминают скрюченные жадные пальцы.

— Постой, если навь принимает образ того, что тебе нужно, то… — Себерн нахмурился, — если ты ищешь путь, как выйти к лагерю, а она вдруг показывает тебе отблеск костра, ты идешь туда и тонешь?

— Верно.

— Ох, скверно! В этих местах нельзя ничему верить. Как местные-то выживают?

— Привыкли. И обереги у них есть.

— А они помогают?

— Те, кто их носят, верят, что помогают. Но если навь совсем уж разгулялась, селяне берут с собой малышей и несут их к ней, чтобы…

— Скормить ей? — ужаснулась Дана.

— Нет, чтобы отыскать навь. Совсем малые дети не подвержены ее чарам и видят мир таким, каков он есть. Чтоб уничтожить навь, ее нужно найти.

— А как же навь уничтожить, если у нее нет тела?

— Нужно заточить в каменном сосуде ее сущность. День за днем она будет пожирать сама себя… — его слова заглушил громкий треск веток в отдалении. Что-то большие медленно двигалось по лесу.

Рихард замолчал, знаком призывая к тишине. Часовые переглянулись. Вскоре треск повторился.

— Пожалуй, осмотрюсь. Кейль, никто не должен отходить от костра. Это для вашего же блага, — добавил Рихард, пресекая их недовольство. — Не двигайтесь и не шумите.

— Подожди! Не иди один! — Томас взялся за меч. — Я с тобой.

— Нет!

— Но ты безоружен!

Герцог лишь махнул рукой и быстро спустился с пригорка. Шум повторился. К треску веток прибавилось хриплое дыхание и всхлип. Дана до боли в пальцах сжала рукоять кинжала, полученного в подарок от Дерека. Простенький кинжал — последняя вещь, связывающая ее с домом.

— Кейль, что это? — шепотом спросил Томас.

— Не знаю, но зверь большой.

— Зверь — это не так страшно, — облегченно выдохнул мастер меча. — Главное, чтоб не нечисть.

— Эльмар жаловался, что у нас мало мяса. Сейчас это можно будет поправить, — оживился Себерн, бывший заядлым охотником.

— Ночная охота в этих местах? Ты не в своем уме? — возмутился Фридо.

— А что такого, если зверь сам идет в наши руки? Я точно слышал хрюканье. Вот опять!

И в самом деле, до них донеслось характерное похрюкивание, словно близ лагеря паслось стадо диких свиней. Люди короля приободрились — свиней они не боялись. Тем временем Рихард направлялся прямиком к исполинскому зверю, чей горбатый силуэт вырисовывался на фоне низкорослых деревьев. Герцог шел по тонкому льду, способному выдержать разве что лисицу, внутренне радуясь, что никто за ним не наблюдает.

Огромный зверь с фырканьем сворачивал болотные кочки в поисках съестного, то и дело смачно чавкал, разгрызая заледеневшие сладковатые стебли и луковицы. Рядом с ним сновало его многочисленное потомство, подбирая пропущенные куски. Они часто терлись боками о великана, пробегали у него под брюхом, мешая, но болотный вепрь лишь довольно похрюкивал, не выказывая ни малейшего недовольства. Он был чернее ночи, жесткая щетина топорщилась в стороны как иглы. Массивные клыки, каждый размером с человеческую руку, агрессивно торчали в стороны. Черно-белым поросятам, носящим защитный окрас, еще только предстояло обзавестись этим роскошным украшением.