Зов Ункаса

Самым внушительным из всех шаманов был верхнеколымский. Один рост этого седовласого старица заставлял содрогаться: сидел шаман на крупном коне, но ноги его едва не доставали земли, а удлинённая голова, похожая на лошадиную, возвышалась над головами всех остальных. Красный перекошенный рот старика был приоткрыт, и с отвисшей нижней губы стекала слюна. Оба побелевших глаза смотрели вдаль с таким надменным безразличием, будто не было ни людей, ни стойбища, ни земли. Никто не знал имени этого чудища, но, по слухам, якуты ненавидели его лютой ненавистью, считали кровожадным – чуть ли не живой поместью сатаны с чёртом… Рядом с ним ехал индигирский шаман Ивачан. Этот ничем не мог обратить на себя внимание. Был он невысоким, но упитанным, как бычок; простоватое лицо его не выражало ни ума, ни каких-либо скрытых чувств. Бросались в глаза очень кривые ноги, которыми он цепко обхватывал лошадиное брюхо Его можно было бы принять за удачливого рыбака или охотника, у которого одни заботы – семья. Но улуро-чи хорошо знали его – Ивачан шаманил среди ламутов, близких по крови к юкагирам, и был единственным в тех краях сильным шаманом – настолько сильным, что на него тоже поглядывали со страхом. Говорили, что Ивачан съел всех своих родственников, что он не позволял молодым обрести шаманскую силу и тоже съедал их – сживал со света… Третьего посланца вообще нельзя было бы причислить к роду шаманов, а тем более – мудрецов, если бы люди не знали, что им был Токио. Этому Токио, якуту-шаманчику из Сен-Келя, тридцать лет от роду, но выглядит он настоящим мальчишкой. Сидя верхом на лошади, он сейчас вертелся в седле, с радостным любопытством разглядывая огромное невиданное стойбище, подмигивая девушками, приветственно кивая возбуждённым мальчишкам. Это был необыкновенный шаман. Его всегда тянуло к молодёжи и даже к детям. Лёгонький, вёрткий, он бодро улыбался, не раздумывая, включался в любую игру, даже катался с детишками на салазках, а в прятки мог играть, забыв обо всём на свете. Многие девушки в разных стойбищах сохли по нём и не скрывали, что хотели бы стать шаманками – лишь бы оказаться рядом с ним на всю жизнь. Был Токио красивым – лицо у него розовато-смуглое, не скуластое и не длинное, губы яркие, резко очерченные и добрые, а в карих до черноты глазах так и плещется северное сияние. Однако всем было известно, что невинное это лицо, эти детские шалости – только прикрытие, маскировка. Скопление огромной шаманской силы – вот что в действительности представлял собой Токио. Рассказывали, что он волшебными словами исцелял умирающих, а тех, кто оскорблял его, заставлял падать и стонать от боли. Был слух, что в городе он словами сбил с коня и отправил в нижний мир жестокого казака, а такого не смог бы сделать даже верхнеколымский шаман. Добрым был шаман Токио…»

Да, шаманов в романе Курилова много. Они держат людей в постоянном страхе, и даже когда кого-то из шаманов уличают в обмане, народ не перестаёт верить в шаманскую силу. Когда погибает Тачана, одна из самых омерзительных женщин романа, она признаётся: «Боюсь, не скажу самого главного… Пайпэткэ пусть… простит меня… если сможет… Я завидовала ей… мстила… а зачем?… Теперь я каюсь в жестокости… Я прикрывала шаманством жестокость… обманывала… Сестра моего мужа… пусть затопчет землю на моей могиле… пусть срубит мой крест…»

Шаманы Курилова – обманщики. Впрочем, мне показалось, что сам автор так и не определился в своём отношении к шаманству. Он подчёркивает лживость и алчность всех появляющихся в его книге шаманов, развенчивает всех, разве что с Токио не сбрасывается ореол таинственности. Шаманы в романе Курилова выведены чёрными красками. Но за этим безрадостным рисунком угадывается не отрицательная сторона шаманства, а обыкновенная человеческая «тёмность». Люди, выросшие в глуши и не знающие ничего кроме тяжелейшего каждодневного труда не могут не быть тёмными. Необразованность всюду даёт одинаковые плоды. Это среди учёных появляется то одни всходы, то другие, то третьи, а серость порождает только серость.

Не случайно Куриль, юкагирский голова, вступает в книге в противоборство с шаманами. Он старается отнять у них силу. На протяжении всего романа он мечтает построить церковь и через это отвадить народ от шаманов.

«О готовности юкагирского головы сцепиться с шаманами и западные чукчи, и восточные, и ламуты знали определённо, и труда не составляло посчитать скандальную смерть шаманки первым шагом смелого Куриля. Конечно, о последствиях и возможных дальнейших событиях толковали по-разному».