Зови меня Шинигами

Вот именно – ворвалась. Как будто Кира находилась не в больнице, а в заточении в самой высокой башне самого мрачного замка в плену у самого ужасного дракона и её необходимо было срочно вызволять.

Да так и есть.

– Кирюшенька! Что с тобой, солнышко?

Врачиха перехватила маму.

– Да не волнуйтесь вы так. Всё уже в порядке. Вполне типичная реакция. Слабость, небольшой обморок. И такое случается, – она болтала скороговоркой, не давая посетительнице вставить и слово. Очень ловко у неё получалось заговаривать зубы. И перепуганных до смерти мам. – Пусть пока девочка поднимается, собирается, а мы побеседуем чуть-чуть в соседнем кабинете. Ничего страшного с ней не случилось. Просто взрослеет. Время пришло.

«Время пришло». Немного позже папа повторил это же словосочетание. Но у него оно прозвучало не успокаивающе, не мимолётно-беспечно, а с ноткой отчаяния и тоскливого смирения. Кажется, папа очень надеялся, что такое время не придёт никогда.

Кира не стала рассказывать родителям подробно, что с ней произошло. Хорошо ещё, врачиха не проболталась, что подобрали их дочку возле парка, а вовсе не по дороге в школу. И мама вполне удовлетворилась объяснением: «Шла, потом голова закружилась. Сильно. И в глазах потемнело. Не удержалась, упала. А очнулась уже в больнице». Мама до сих пор считала, что всё так и было. Да Кира и сама начинала всё сильнее в это верить.

Ну не могло же на самом деле случиться то, что случилось. Наверное, Кире это привиделось или приснилось, пока была в отключке. Ведь полный бред: человек с двумя ликами, прикосновением руки превративший бомжа в мумию, огонь, возникший ниоткуда и в несколько мгновений бесследно уничтоживший тело. Просто кошмарный сон. А возле парка Кира оказалась потому, что плохо себя чувствовала, плохо соображала, вот и свернула не туда: вместо налево направо.

Вполне могло так быть. Кира убеждала себя, а сама с пристальным вниманием всматривалась в людей на улице. Одновременно ожидала и ужасно боялась встретить ещё одного человека, под обычной внешностью прячущего другую, таинственную и жуткую. А как-то не выдержала и специально отправилась в парк, к дальнему краю пруда.

Никакой старой грязной куртки на ветке дерева, конечно, не висело, и Кира облегчённо вздохнула, без боязни подошла к каменным ступеням, ведущим к воде. И застыла.

Едва различимый – заметишь, только если как следует приглядеться, – на ступенях рисовался изломанный человеческий силуэт. А ведь вчера дождь прошёл и, по делу, должен был смыть все следы! Но странное синее пламя, видимо, навсегда оставило памятный отпечаток, сделало отметку в книге жизни о чьей-то несложившейся судьбе и странной смерти.

А потом Кира нашла альбом на антресолях. Случайно. Полезла туда за ящиком с инструментами. Чтобы поменять батарейку в настенных часах, понадобилась крестовая отвёртка. Плёвое дело. Кира сама с подобным справлялась, а не дожидалась папу.

Пока Кира придвигала к себе ящик, задела стопку старых журналов и ещё каких-то бумаг. Та покосилась, самая верхушка поехала вниз лавиной. Кира попыталась поймать журналы на лету, но сама едва не грохнулась со стула. Забыв про отвёртку, спрыгнула на пол, принялась собирать рассыпавшееся. Тут его и обнаружила – альбом.

Он отлетел всех дальше и раскрылся на одной из страниц. Кира его, скорее всего, и так бы пролистала, но теперь-то уж точно не смогла безучастно отложить в сторону.

Со страницы на Киру пялилось жутковатое существо. В двух видах: в полный рост и портрет покрупнее. Оно очень походило на человека, если бы не некоторые детали. Слишком длинные руки и огромные, почти правильно круглые глаза.

Незанятое картинками пространство страницы было плотно заполнено словами, написанными мелким угловатым почерком. Папиным. Кира с трудом в нём разбиралась. И сейчас читать не стала, перевернула несколько листов.

На каждом нарисовано новое существо, то больше похожее на человека, то меньше, то совсем уж напоминающее зверя. А вот и знакомые черты: голова неправильной формы, слишком широкая, как у кобры, расправившей капюшон, лысая, морщинистая, скошенный подбородок и глубоко спрятанные глаза. Точно он.

Кира поёжилась, даже показалось, что нарисованные глаза вспыхнули синим.

Ключ звякнул в замке, распахнулась входная дверь.

– Кир, ты почему тут по полу ползаешь? Потеряла чего? Или упала? – Папа заметил альбом у неё на коленях. – Ки…

Словно надуваемый воздушный шарик вырвался из пальцев и улетел, сжимаясь, превращаясь в бесформенное нечто. Так и папа. Плечи у него опустились, и лицо как-то заострилось, стало бледным и неподвижным.

– Где ты взяла? – не ругался, не сердился, произнёс тихо и аккуратно, словно боясь своих же слов.

– С антресолей упал, – честно доложила Кира, заглянула в отцовские глаза. – Это ведь ты рисовал? Ты тоже их видел?

Папа окончательно сник, присел рядом, спросил:

– А ты, значит, видела?

Кира чётко осознала: ему бы очень хотелось услышать в ответ беззаботное «нет». Оно чуть было и не вырвалось само по себе, но…