Медведь первым опустил руку в пригласительно распахнутую горловину мешка, поворошил что-то в нем. Достал маленькую, сморщенную зеленую горошину, показал всем. Отошел, уступая очередь Гвоздю. Тот вытащил такую же, передал место у мешка Крошке, та — Колосу, затем Паю, Листу…
Люди тянули горошины один за другим, заглядывали друг другу через плечо, убеждались — снова зеленая. Запустил руку в мешок и Закат, ухватил один крохотный шарик, выронил, взял другой. Достал, показал на ладони.
Зеленый, как у всех.
— Можно не тянуть жребий? — тихо спросила Ро стоящую рядом Ежевичку. Та, еще не постаревшая, как всегда до утренней зари, глянула сочувственно, покачала головой. Ро нахмурилась, отворачиваясь, буркнула что-то невнятное.
Уже почти все вытянули по горошине, когда она сморщила нос, будто сердящаяся кошка, подошла к мешку, отодвинув готовящуюся тянуть жребий Осинку, запустила руку, вытащила без единого мига заминки.
Закат, неосознанно сжавший кулаки, медленно выдохнул. Зеленая. Ро, удивленно уронив горошину в снег, отступила от мешка, извинилась тихо. Широко улыбнулась ей не обидевшаяся Осинка, тоже следом вытащившая обычную горошину. Запустил руку в мешок Светозар, достал, открыл ладонь…
Желтая.
— Жертва избрана, — провозгласил Мох.
Сердце Заката глухо бухнуло и забилось где-то в животе. Он вспомнил.
Ему пришлось опереться о дерево, чтобы не упасть.
Закат ненавидел свои ритуалы.
Но он уже знал, как изменяют их залесинские селяне, делают если не бескровными, то хотя бы просто безопасными, без настоящих жертв. И сейчас доверял им достаточно, чтобы приблизиться вместе со всеми к растерянному Светозару, взять из рук Мха алую нить, повязать на запястье рыцаря.
— Я жертва, — шепнул тот тихо, позволяя охотникам касаться себя, завязывать нитки — на одежде, руках, волосах. Он не спрашивал, скорее просто проговаривал вслух то, во что сам не мог до конца поверить.
Закат кивнул. Отступил, напряженный, убеждая самого себя — все в порядке. Эти красные нити уже походили на раны, но он был уверен, ими дело не обойдется. Что же дальше?
Мох развернул жертву лицом к лесу, подтолкнул в спину. Закат услышал, как старик шепнул на ухо Светозару:
— Найди оленя, постарайся выгнать его к охотникам.
И наконец вздохнул полной грудью.
Когда Закату вручили лук, он улыбался. Он умел им пользоваться — без дичи они с Паем не прокормились бы. Олень в качестве мишени его полностью устраивал.
***
Поземка наполовину замела глубокие следы ушедшего в лес рыцаря, а охотники все переминались с ноги на ногу, жались друг к другу, стараясь не замерзнуть в ожидании рассвета. Наконец тусклое зимнее небо порозовело, проступило на его фоне черное кружево ветвей. Мох подал знак выдвигаться.
Сначала шли кучно, разве что не наступая друг другу на пятки. Закат, случайно оказавшийся почти во главе шествия, старательно всматривался в следы, стараясь не соскользнуть в многочисленные воспоминания о том, как было раньше.
Как он ехал на коне первым. Как увлекал, уводил за собой свиту, примером убеждая — человек может быть дичью. Как заставил поверить в это подчиненные деревни и наблюдал свысока, как они гнали свою добычу — пришлого, подаренного Черным замком, или своего, переставшего быть своим в то мгновение, когда выпал ему смертельный жребий. И Темный Властелин держал слово — после его охоты зима становилась мягче, снежное одеяло укутывало поля и таяло точь в точь тогда, когда требовалось…
Закат черпнул на ходу снег, растер лицо, заставляя себя вернуться в этот лес, к этим людям и Светозару, который сейчас выслеживал для них оленя. Частично помогало и то, что Темный Властелин предпочитал арбалет, а Закат нес длинный лук, прятал под плащом вместе с побелевшими от холода руками. Он держал наготове первую стрелу: в лесу водились не только олени, да и олень, в любой момент могущий выломиться из чащи, был противником не из легких.