Зови меня Златовлаской-2

– Но это не значит, что вы можете беззастенчиво облизывать друг друга при мне! – строго сказала я. – Пожалейте мою детскую психику!

Друзья рассмеялись, и когда прозвенел звонок на урок, мы только принялись за еду.

Я, хоть и сердилась на друзей за то, что водили меня за нос, но тем не менее испытывала что-то вроде радости за них. Ведь два близких мне человека полюбили друг друга. Это ли не прекрасно?

Они, конечно, были очень разные, но в то же время дополняли друг друга. Строптивая Ада и благодушный Антон. Она огонь, а он воздух, необходимый для горения. Она волна, а он ветер, придающий скорости.

Из всех известных мне цветов Калинина больше всего напоминала кактус. Это растение обладало острыми иголками и было очень выносливым: могло выжить даже в очень засушливых областях. Но и этой колючке требовалась живительная влага, которой, судя по всему, стала любовь Булаткина.

Антон был прав: Ада нуждалось в ком-то, кто не стал бы ломать ее характер. Кто понимал бы без слов и принимал со всеми ее тараканами и чертиками. И Булаткин был именно таким человеком.

Он знал Калинину как облупленную. Знал о ее минусах, сложном характере и манипуляторских замашках. Знал о том, какой невыносимой она может быть. Но все равно полюбил. Потому что видел в ней гораздо больше, чем просто несносную девчонку. Он, как и я, смотрел гораздо глубже и понимал, что иногда за внешней дерзостью может скрываться большое и чистое сердце.

После моего затяжного больничного мы с Булаткиным опять сидели за одной партой, и в этот раз, в отличие от предыдущего, друг не стремился пересесть от меня к своей девушке. Причин для этого было несколько. Во-первых, Антон берег мои чувства. Знал, что от общества Лены Сальниковой мне становилось тоскливо.

Во-вторых, Ада сама не горела желанием сидеть с Булаткиным. Подруга заявила, что ни за что на свете не покинет своего соседа Олега Корзинкина, с которым сидела последние три года. Парень шел на золотую медаль, а Ада бессовестно использовала его развитый мозг в своих интересах: списывала домашку и требовала помощи на контрольных.

Учеба в одиннадцатом классе подходила к концу, и до экзаменов оставалось совсем мало времени. Каждый раз от мысли о предстоящем ЕГЭ мое сердце екало, а ладони потели. Целыми днями мы с друзьями только и делали, что молились на учебники, писали сочинения, решали тесты и жаловались друг другу, что ничего не успеваем.

В конце апреля в нашем городе намечался концерт группы "Абракадабра", которого я ждала с замиранием сердца. Это было первое выступление ребят на родной земле с тех пор, как они заключили договор с музыкальным лейблом "Movement" и переехали в Москву. А еще наша первая с Владом встреча после того, как меня выписали из больницы.

Концерт был запланирован на субботу, и у меня создавалось ощущение, что на него пойдут все мои знакомые. Помимо Антона и Ады, музыку "Абракадабры" собирались послушать Никита Ящук, Даша Полосова, львиная доля моих одноклассников, ребята из "Экстры" и даже Назар.

Присутствие последнего, учитывая недавнее прошлое, казалось мне не совсем уместным, но запретить Фомину посещать мероприятие я, конечно, не могла. Да и вероятность того, что Влад заметит его в толпе сотен слушателей была минимальна.

За несколько дней до концерта Ревков позвонил мне и пообещал, что мы с ним увидимся до выступления, как только он окажется в городе. Но нашим планам не суждено было сбыться. Рейс, которым ребята должны были лететь, задержали, и музыканты приземлились на три часа позже, чем предполагали.

В итоге времени для подготовки к выступлению у них осталось ничтожно мало. Ревков предлагал мне прийти на так называемый саундчек (процесс настройки оборудования и аппаратуры, а также проверки звука перед началом мероприятия), но я отказалась. Понимала, что музыкантам будет не до меня, а мешаться под ногами не хотелось.

В день концерта с самого утра я чувствовала необъяснимое волнение. Будто шла туда не в качестве зрителя, а сама собиралась выйти на сцену. Поджилки тряслись, подмышки потели, все валилось из рук, а время тянулась слишком медленно.

Сначала я зависала в ванной. Мылась, брила ноги, увлажняла кожу, делала маски для волос до тех пор, пока мама не постучала ко мне в дверь и не поинтересовалась, не утонула ли я. После этого я несколько часов возилась со своими волосами, которые именно сегодня отказывались ложиться так, как я того хотела.

Ближе к вечеру я взялась за макияж, но и он, как он назло, получался плохо. Стрелки выходили кривыми, а губная помада постоянно вылезала за контур, очерченный карандашом. Взбесившись, я смыла все это безобразие с лица и накрасилась так, как делала это ежедневно: тушь для ресниц, легкий тон и немного блеска на губах. Даже свой дурацкий шрам особо гримировать не стала. Влад и так видел рубец во всем его безобразии.