Зову живых. Повесть о Михаиле Петрашевском

….Неслужащего дворянина! Николая Спешнева!.. во внимание к раскаянию! и к добровольному раскрытию!.. в рудниках! на десять лет!!

…Титулярного советника Ивана Ястржембского!.. на заводах! на шесть лет!!

…Отставного коллежского асессора! Сергея Дурова!.. на четыре года! и потом!.. рядовым!!

…Отставного инженер-поручика! Федора Достоевского!.. в крепостях! на четыре года! и потом!.. рядовым!

…Учителя русской словесности Феликса Толя!.. на два года!!

Чиновник уже хрипел через силу:

— …Дмитрия Ахшарумова!.. в арестантские роты!..

…Павла Филиппова!.. в арестантские роты!..

…Константина Дебу!.. в арестантские роты!..

…Ипполита Дебу!.. в арестантские роты!..

…Алексея Плещеева!.. рядовым!!

…Александра Ханыкова!.. рядовым!!

Едва дождавшись, пока закончится длинный мартиролог, солдаты мигом сдернули с осужденных устрашающие наряды. Затянувшаяся церемония начинала уже, по-видимому, надоедать не одним осужденным. Тем более что мороз щекотал без разбору — и тех, кому отсюда на каторгу, и кому в казарму, и кому во дворец.

Все заметно оживились, когда наконец-то дали по погоде одежду — арестантские шапки, овчинные, грязной шерсти, тулупы и сапоги. Сапоги было велено держать покуда в руках, а тулупы надеть.

Петрашевскому, однако, согреться не удалось.

С лязгом стукнулись о дощатый помост тяжелые кандалы с цепями, и по знаку офицера солдаты вывели Петрашевского, стянув при этом с него только что надетый тулуп. Палачи (или, может быть, это были тюремные кузнецы), заголив ему ноги, надели выше щиколоток железные кольца. Бородатый принялся молотком заклепывать гвозди. Петрашевский, склонив голову, сначала терпеливо за ним наблюдал, но железо на морозе обжигало кожу, да и весь он промерз до костей, а кузнец не спешил, и, выхватив у него молоток, колодник сел на пол и сам стал заковывать на себе кандалы. Потом встал, сделал два-три шага неловких. Ни к кому в отдельности не обращаясь, заметил:

— Моя голова повредила ногам.

Тем временем подъехали к эшафоту сани с фельдъегерем.

— Садитесь! — приказал Петрашевскому офицер.

— Я еще не докончил всех дел!

— Какие там у вас еще дела?! — закричал на это конный генерал, подъехавший к самым перилам.

— Хочу проститься с товарищами.

— Это можно.

С трудом передвигая непривычные к кандалам ноги, он подошел к Спешневу, братски обнял его. И неловко поцеловал побелевшую от инея бороду.

— Я на тебя зла не держу… Так и ты прощай, Николай Александрович…

— Кто знает, Михаил Васильевич, может быть, и до свидания! — отвечал ему Спешнев, от царской милости еще не пришедший в себя.

— До свидания на каторге!

Потом обратился к Момбелли, после пережитого вместе в этот ужасный день испытывая к нему особенно теплое чувство:

— До свидания… на этом свете!..

Обнялись и с ним и троекратно расцеловались. И потом, обнимая каждого и целуя, он двинулся вдоль по ряду, как прежде того священник или чиновник с приговором.

— …Прощайте, более уже не увидимся! Не поминайте лихом…

— Может быть, и увидимся еще! — утешали его со слезами.

Простившись со всеми, пошел к лестнице, но перед тем как спуститься к саням, еще обернулся:

— Приговор юридически недействителен! Если жизнь оставлена нам, нечему еще радоваться… Лучше казнь справедливая, чем милость! — И, срываясь на крик, поклялся: — Я потребую пересмотра дела!

Низко всем поклонился. И тогда только стал с помощью жандарма спускаться.

— Что прикажете передать вашей матушке? — остановил его генерал.

— Что я поехал путешествовать в Сибирь на казенный счет!

Крикнул излюбленное свое:

— Fiat justitia, pereat mundus!

Тут солдаты подали жандарму снятую с Петрашевского шубу, но тот отмахнулся:

— И так обойдется!

Но какой-то офицер из стоявших близ эшафота, отведя его на шаг в сторону, тихо сказал:

— Возьмите, а то еще заморозите преступника, как бы не пришлось за него отвечать…

— И правда…

Тогда, взяв тулуп, офицер бросил его в сани на ноги Петрашевскому.

Фельдъегерь, от которого сильно попахивало винцом, сел с ним рядом; жандарм, с саблею и пистолетом, умостился с ямщиком. Взмах кнута…

И лошади тронулись, сначала медленно, шагом, выбираясь на дорогу, а там уж рысью.

Часть третья Вместо казни

Смертоубийц, произносителей дерзких слов противу императорского величества, равно возмутителей народа, осужденных на каторгу вместо смертной казни, отправлять на работы в Нерчинск.

Из Указа 1797 года

Новобранцы