Зову живых: Повесть о Михаиле Петрашевском

21 декабря начальник штаба гвардейской пехоты получил от генерал-аудитора запечатанный пакет для передачи командующему генералу Сумарокову.

Похоже, что целых три дня — 19, 20 и 21 декабря — всероссийский самодержец только тем и был занят, как бы все это сочинить поэффектней.

Да одни ли эти три дня?

Еще весною, перед венгерским походом, распорядившись схватить эту шайку и получив от графа Орлова донесение, что все исполнено, как повелел, его величество начертал на бумаге собственною рукою, что будет ждать, какое последствие имело сие арестование и о чем при первом свидании с главными граф узнает…

Однако надеждами на это «первое свидание» не обольщался. В тот же день 23 апреля учредил в крепости секретную Следственную комиссию над злоумышленниками, дабы дело, по важности своей, обследовано было во всех видах и подробностях. И внимательнейшим образом за этим следил. Даже походом в Венгрию не отвлекся. Отбыв в Варшаву, поближе к действующему войску, наставлял следствие и оттуда, временами теряя терпение и высочайше торопя с разбирательством. Официальными докладами притом не довольствовался. Свой глаз казался надежнее, так что получал личные донесения от особо доверенного — делопроизводителя Следственной комиссии Адама Сагтынского. Впрочем, не только у государя имелся в Комиссии свой глаз. Еженедельные отчеты о ходе следствия получал и наследник престола — от члена Комиссии князя Долгорукова; а другой ее член, генерал Дубельт, вел дневник для шефа Третьего отделения графа Орлова… Но, увы, и пятимесячное «обследование» не оправдало надежд Николая Павловича, ибо открывало не столько факты и действия, сколько нечто неосязаемое — мысли, идеи, стремления.

«…Собрания, отличавшиеся вообще духом, противным правительству, не обнаруживают, однако ж, ни единства действий, ни взаимного согласия, к разряду тайных организованных обществ не принадлежали…»

Таков был краткий итог пятимесячных бдений.

Николая Павловича это, однако, не надолго смутило. Или, может, в одночасье великим сердцем проник, куда следователи за пять месяцев не смогли докопаться.

24 сентября, ровно через неделю после того, как следствие было завершено, его величество повелеть соизволил:

«1) Означенных лиц предать военному суду по Полевому уголовному уложению… 2) составить смешанную Военно-судную комиссию… 3) Комиссии по произнесении приговора представить оный к военному министру для препровождения на дальнейшее рассмотрение генерал-аудиториата…»

Полевым уголовным уложением именовался свод законов военного времени, составленный в войну двенадцатого года для суждений о преступлениях в сражающемся с неприятелем войске, а генерал-аудиториат был высшим военным судом. Его участие в деле подсказало, должно быть, «великое сердце».

Три сенатора и три генерал-адъютанта во главе с Перовским, едва собравшись, сразу стали в тупик: как судить по военным законам в мирное время? Да к тому же за действия, в Полевом уложении вовсе не упомянутые?.. Недоразумение было, однако ж, улажено с быстротою военной. С ведома государя военный министр поручил генерал-аудитору лично объясниться с Перовским, что и было главным военным судьею исполнено незамедлительно. «После сего все недоразумения по сему предмету должны быть устранены», — докладывал царю военный министр князь Чернышев с полнейшей уверенностью. И уверенность его, разумеется, оправдалась. У светлейшего князя имелся по части судейской внушительный опыт: как-никак, карьерой своей был обязан делу 14-го декабря… Полтора месяца прозаседавши и задавши каждому подсудимому один-единственный вопрос, а именно: не имеет ли он в дополнение данных уже им при следствии показаний еще чего-либо к оправданию своей вины представить, — суд праведный, как было велено, произнес над злоумышленниками приговор: пятнадцать человек к смертной казни расстрелянием, остальных к каторге и ссылке. Произнес, впрочем, как бы шепотом, от подсудимых втайне. И отправил — опять же как было велено — к военному министру «для препровождения на дальнейшее рассмотрение».