Зовущие корни (СИ)

После операции Борис ввел ему диазепам, транквилизатор успокаивал, снимая побочные действия калипсола…

Окончательно в себя он пришел на своей кровати. Светлана, сидевшая рядом, сразу же спросила:

— Как чувствуешь себя, папа?

— Нормально… Я… что вчера… много выпил?

— Ты не помнишь?

— Помню. А где Борис, он мне должен операцию сделать?

— На крыльце, папа, он уже все сделал. Позвать?

— Подожди, дочка… голова, как с похмелья. Ты расскажи, как все было, пока его нет, — попросил отец.

— Он разрезал, сказал, что нервы и сосуды в порядке, кости срослись не правильно, — она показала два пальца не встык, — он их сломал, поставил как надо, прикрутил аппарат Илизарова и зашил рану. Вот и все, папа. Сказал, что завтра можешь ходить на костылях, как всегда. Кости срастутся, и побежишь молодцом.

— А ты чего ревешь? — спросил он жену.

— Не реву я, это от радости.

Вошел Борис.

— Проснулся, отец, это хорошо. Операция прошла успешно. Дочка у тебя молодец, не хуже любого хирурга мне помогала. Часа три еще полежи, потом вставать можно. В туалет на ведро сегодня, а завтра с утра жду у себя на перевязку.

Он вышел на улицу, давая побыть им вместе одним.

— Зять-то у нас, Андрей, какой! В больнице ничего не могли сделать, а он в деревенской избе оперирует. Это же надо, Андрюша… Зять-то какой!.. Кто бы подумать мог, что так повезет нам. Как ты, Света, его разглядеть сумела?

— Ничего, мама, я не разглядывала. Я же тоже не знала. И… хватит об этом. Перехвалите мне мужика… скромнее надо быть.

— Ты матери не перечь, — возмутился отец, — поднимусь на ноги — на руках его носить надо. А ты скромнее… Ишь ты, указчица нашлась.

Светлана ничего не ответила, вышла во двор, присела рядом с Борисом на крыльцо.

— Захвалили тебя совсем родители… Посидим еще или домой пойдем?

— Ты матери помоги убраться — растворы надо за огород выплеснуть или на дорогу, инструменты обычной водой промыть, когда высохнут, сложить обратно в футляр. Хорошо?

— Хорошо, я как-то не подумала, — ответила она задумчиво.

Борис посмотрел на нее, улавливая смену настроения, вздохнул и ничего не сказал. Встал и пошел, молча домой.

Во дворе сел на крылечко, прикурил сигарету. Бывает такое — радуется человек, радуется, а потом, словно перенасытившись, начинает грустить. В это время лучше побыть одному, выпить водки и лечь спать. Тогда все пройдет утром.

Светлана расставила столы на место, вылила растворы, вымыла инструменты. Налила в таз воды, замачивая кровяные простыни, жулькала руками с мылом. Шептала про себя: «Тоже мне, начальник нашелся — то ему вымой, это подай… Домой он смотался… я что тут, уборщица»… Застирывала тряпки автоматически, пока не устала. Провела предплечьем по лбу, вытирая пот, вздохнула, опустив руки. Сидела так минут пять, не шевелясь. Злость уходила постепенно, тело заполнялось апатией, глянула на отца, смотревшего на нее вытаращенными глазами, и словно что-то стало пробиваться внутри. Потом посмотрела на часы и понеслась пулей домой, бросив таз с простынями.

Бежала, кляня себя разными словами: «Дура я, дура, три часа уже. А он голодный». Влетела в комнату, Борис лежал на диване с закрытыми глазами.

— Отлегло? — тихо спросил он.

Она подошла к дивану, встала на колени, положив голову ему на грудь, прошептала:

— Отлегло, милый.

— Это от нервного перенапряжения, так бывает, — постарался успокоить ее Борис, — пойдем, успокоим родителей, наверное, перепугала их. Потом пообедаем.

— Как ты все видишь и понимаешь…Ты прости меня.

— Все нормально, Света, не за что тебя прощать. У каждого организма своя реакция и нервный срыв по-разному дает о себе знать. Волнение, кровь, хруст костей вылились из тебя апатией, злостью, снова апатией и восстановлением. Организм выплеснул ненужное и восстановился. Я же врач — понимаю, — он улыбнулся ласково, погладил ее волосы, поцеловал в щеку, — пойдем.

— Ты не врач — ты колдун, — улыбнулась Светлана, — пойдем.

Они вошли в комнату к родителям. Тазик так и стоял с простынями, мать сидела в уголочке, сжавшись испуганно в комочек. С трудом спросила:

— Света, а что это было? Ты словно не в себе была.

— Не знаю, — честно ответила она, — Борис говорит, что нервный срыв. Вспомню, как он кости отцу ломал — до сих пор мурашки по коже. Но сейчас все прошло. Все нормально мама.

— Ну, слава Богу, мы с отцом не знали, что и думать.

— Как самочувствие, отец? — спросил Борис.

— Лучше, гораздо лучше, голова светлеет и кушать хочется. Как насчет стопочки, можно сегодня?

— Нет, — улыбнулся Михайлов, — препарат, который я вводил для наркоза, с алкоголем плохо взаимодействует, сегодня никак нельзя. Завтра рюмочку можно будет, но ногу надо беречь, чтобы не упасть, не ударить.

— А что за штуковину ты мне там привинтил?

— Это аппарат такой, не самогонный, — он засмеялся вместе с Ниной Павловной и Светланой, — если сказать просто, то вместо гипса. Ну что, женщины, готовьте обед, мужики жрать хотят.

Они засуетились обе, накрывая на стол. Борис достал бутылку.

— Мы втроем выпьем, отец, за твое здоровье, а тебе слюнки пускать сегодня и чай пить. Нам всем сейчас наркоз нужен, а у тебя уже был.